Наступил великий день моряка-подводника! Наша редакция представляет третий рассказ капитана 1 ранга Александра Надеждина, десять лет прослужившего на атомных подводных лодках и поздравляет всех с этим замечательным праздником!
В этих рассказах, мною, через отдельные истории, иногда приукрашенные, но, в целом, правдивые, делается попытка представить особенности военно-морской жизни службы. Серьезно, но чаще с иронией.
Прочитав эти истории, Вы можете обнаружить случайные совпадения с событиями, происходившими и в других подразделениях армии и флота. Поэтому прошу, не принимайте на свой счет, но, если понравится, то принимайте.
За то, что это было там
, где автор служил или жил, он ручается. Фамилии, в некоторых случаях, намеренно сокращены или придуманы другие, чтобы ненароком кого-нибудь не обидеть. Воинские звания полностью соответствуют званиям героев этих историй. Должности могут быть иногда вымышленными. Образы политработников - собирательные. Только не надо считать их плохими. Они были заложниками обстоятельств, впрочем, как и все мы.
«Армия - школа скверная, так как война бывает не каждый день, а военные делают вид, будто их работа постоянная»
Бернард Шоу
В море, однако, лучше
Подводная лодка имеет форму сигары: утолщенная вначале, она плавно уменьшает свои размеры к корме. Заканчивается винтами и вертикальным рулем, чтобы плыть в нужном направлении. Еще ее отличает от табачного изделия размер и рубка, находящаяся в первой трети корпуса. На рубке бывают горизонтальные рули, позволяющие удерживать заданную глубину. Некоторые субмарины несут в себе ракеты и все - торпеды.
Моя родная подводная лодка, размеров в хороший многоэтажный и многоквартирный дом, вооружена шестнадцатью баллистическими ракетами с очень большой дальностью полета. В несколько тысяч километров. И именно на таком расстоянии мы и патрулировали вдоль берегов Соединенных Штатов Америки. И, если внимательно посмотреть на карту, то можно понять, что путь наш проходил где-то по центру Атлантики, от северной Европы до Бермудского Треугольника и обратно.
Внутри лодки служат, живут, радуются, переживают и скучают по дому подводники. Матросы, мичманы и офицеры, объединенные в боевые части, службы, группы, команды и отделения. Все несут вахту. Посменно. Четыре часа через восемь. Первая - с начала суток до четырех утра и - с двенадцати до шестнадцати. Вторая после первой и, понятно, что третья смена служит в оставшееся время.
Я любил выходить в море. Именно там чувствуешь себя настоящим моряком, причастным к чему-то очень важному и значительному. На берегу тоже гордишься, что ты подводник, но чаще в отпуске или в компании очаровательных женщин.
Повседневной жизнью совсем не гордишься, потому как она суетлива и бестолкова. Боевая подготовка часто заменяется на различные работы, не всегда имеющие отношение к делу. Ну, там, на уборки территорий, на покраску всего к приезду большого начальства, на субботники по субботам и воскресники на следующий день, на строевые занятия и на такие же смотры и на различные наряды, не связанные со службой и на какую-нибудь художественную самодеятельность, придумываемую нашими политработниками к революционным и государственным праздникам. В общем большое и бестолковое разнообразие береговой службы. Как, например, такое.
Однажды , меня даже направили нести патрульную службу в мурманский аэропорт, на целых десять дней. Тогда, в семидесятых годах, он располагался в местечке Килпъявр. На военном аэродроме. Я, молодой лейтенант, получив пистолет и шестнадцать патронов к нему и, взяв собой двух матросов, отбыл в начале сентября 1973 года в город Мурманск. В комендатуре, получив строгий инструктаж от коменданта города и бланки протоколов досмотра военнослужащих, я направился к месту своей службы. Поселили нас в каком-то бараке с неудобствами, прикрепили к летной столовой воинской части в пяти километрах от аэропорта. То есть, ходить надо было три раза в день по тридцать километров. А, поскольку машины нам не дали, то мы, сходив пару раз туда и обратно, перестали это делать. Стали питаться за свои деньги в местном буфете. Кефиром, чаем, сосисками и бутербродами. У матросов, конечно же, денег не было, поэтому почти всю свою зарплату я истратил на поддержание жизни подчиненных.
В общем, служба пошла ровно , без видимых происшествий. Обычная служба патрульного. Контроль за отданием воинской чести, опрятной формой одежды, бравым и трезвым видом. У военных, конечно. За гражданскими пассажирами следила доблестная милиция, с которыми я располагался в одном помещении. Тогда его называли пикетом милиции. Именно с тех незапамятных времен отношение к органам правопорядка у меня в значительной степени изменилось. От сильного неуважения до стойкой неприязни. Не стесняясь моего присутствия, они обирали нетрезвых пассажиров. Изымались деньги и ценные вещи. Без протоколов и санкций. Часть денег пропивалась, остальные пересылались начальству. Пытались привлечь к этому беспределу меня и моих матросов, но мы дистанцировались от этого. Я с нетерпением ждал конца своей ссылки. Было скучно и противно. Каждый день. Кроме двух раз.
В первом случае мне пришлось разоружать лейтенанта из местной воинской части. Во втором - во главе комендантского взвода ждать на посадочной полосе самолет, который был захвачен террористами. С взведенным пистолетом в дрожащей руке. Но обо всем по порядку.
Сначала - про захват в воздухе. Как раз в те времена стали происходить случаи угона самолетов за пределы нашей необъятной родины. Поэтому пилотам провели в кабину тайную кнопку, с нажатием которой земля принимала специальный радиосигнал и готовилась к встрече в полной готовности. В данном случае в виде начальника патруля, двух матросов и человек пятнадцати солдат с автоматами. А, поскольку, «Альфу» еще не придумали, то нам было поручено разрулить ситуацию. Думаю, что при реальном захвате мы бы покрошили в клочья весь самолет с террористами и пассажирами. Хорошо, что сигнал оказался ложным. Видимо, кнопку поставили в том месте, где она легко задевалась ногой.
Но ситуация с лейтенантом оказалась серьезнее. Здесь была неразделенная любовь. Переживая, юноша добыл пистолет и пошел вместе с ним в ресторан аэропорта заливать горе. По мере опустошения бутылки водки, его решимость застрелиться, трансформировалась в ненависть ко всем окружающим. И он стал подумывать кого-нибудь застрелить вместо себя. Официантка, которую он держал под прицелом, была бледной как лист бумаги. В готовности оказаться без чувств. Я уже был готов стрелять на поражение. И только боязнь попасть в девушку, удерживала меня сделать это. Тогда я принял другое решение. Попытаться разоружить несчастного влюбленного. И сделал я это так.
Ресторан находился на первом этаже, и высота окон позволяла заглянуть в зал с улицы. К одному окну лейтенант сидел спиной. И оно было приоткрыто. Я очень аккуратно влез через него в зал, потихоньку подобрался и обхватил его руками, так, чтобы он не мог размахивать пистолетом. Борьба была недолгой. Матросы помогли мне быстро его разоружить.
За героический наш поступок, командование воинской части, в обмен на молчание, оставшиеся два дня, выделяло машину, которая возила нас на завтрак, обед и ужин. Я только пожалел, что лейтенант так поздно решился на свой поступок, а то все десять дней питались бы мы здоровой и вкусной пищей, по летному пайку.
Такая, вот, была служба подводника в море и на берегу. Но в море, однако, было лучше.
Продолжение следует...
Рисунки: Олег Каравашкин, капраз
Я, Бузуев Виктор Васильевич , родился 16 ноября 1946 года в деревне Дунаевка Петровского района (в настоящее время Кинель-Черкасский) Куйбышевской области (в настоящее время Самарская). В 1954 году моя семья переехала на постоянное место жительства в город Куйбышев. В 1965 году окончил среднюю школу № 59 и получил кроме аттестата об образовании ещё свидетельство слесаря-ремонтника второго разряда.
После окончания школы поступал на учёбу в Куйбышевский политехнический институт, но не прошёл по конкурсу - не хватило всего одного балла. Пошёл работать на завод Аэродромного оборудования, который шефствовал над нашей школой, а вернее, над лыжной секцией. К этому времени я уже имел первый разряд по лыжам и был многократным чемпионом своего района и неплохо зарекомендовал себя на городских и областных соревнованиях. Но проработал я недолго, так как был призван в ряды Советской армии.
Как я попал на флот
В конце ноября 1965 года нас, новобранцев из Куйбышева, привезли на электропоезде в город Сызрань на сборный пункт, где и должны были распределить по местам службы.
После прохождения медицинской комиссии меня, как перспективного спортсмена, для прохождения службы решили направить в спортроту Приволжского военного округа. Всего нас отобрали семь человек, разместили отдельно и сказали, что за нами приедут представители спортроты, но этого момента мы так и не дождались.
В это время на сборном пункте формировалась команда для прохождения службы на Северном флоте в количестве 100 человек. Призывная комиссия забраковала пятерых новобранцев, поэтому представитель флота требовал от руководства призывного пункта срочно найти им замену, так как до отправления эшелона оставались считанные часы.
В это время наша группа спортсменов следовала из казармы в столовую без строя, можно сказать небольшой толпой. Представитель флота поинтересовался у руководства пункта:
- «Кто такие?»
- «Спортсмены для спортроты округа», - прозвучал ответ.
- «Срочно оформить в мою команду. Такие крепкие ребята нужны флоту, а в спортроту найдут других. И никаких возражений. Иначе буду звонить в Москву. Я должен выполнить норматив ВМФ СССР», - сказал представитель флота. Так как в ходе их разговора, нас остановили рядом, то мы всё слышали, о чем они говорили.
Нас вновь направили на прохождение медкомиссии для того чтобы в анкете указать, что мы годны для прохождения военной службы на флоте. Вскоре мы сели в вагоны и нас повезли через Европейскую часть страны, как мы узнали позднее, в город Северодвинск Архангельской области. За окнами вагона мелькали города, затем небольшие сёла и лиственные леса, затем сосновые, а потом и тундра. В пункт назначения прибыли через две недели в 23 часа. Север встретил нас не ласково: метелью, сильным ветром и обильным снегопадом. Видимость не более 20 30 метров. На распределительном пункте мы пробыли всего два дня. Нас построили, сводили в баню, после которой одели в морскую форму (робы), а затем привели в спецшколу, где готовили специалистов для подводного флота. Выдали полный комплект обмундирования, после чего распределили по ротам и повели в казарму.
Начались долгие месяцы учёбы. Техника была новой и многие о ней знали лишь понаслышке. Изучали устройство атомной подводной лодки (АПЛ) 627 проекта по чертежам и по макету, который имелся в школе. «Я курсант - спецтрюмный. Буду изучать, а затем обслуживать, как говорили здесь, сердце АПЛ - реактор». Программа обучения была очень насыщенной и сложной. Параллельно так же изучаем легко-водолазное дело и борьбу за живучесть. Свободного времени практически не оставалось. А здесь еще вызывает замполит и в присутствии ответственного по спорту в школе рекомендует меня тренером лыжной команды, которую необходимо было подготовить к выступлению на соревнованиях Беломорской базы Северного флота.
В итоге команда выступила неплохо, а я попал в сборную базы для выступления на первенстве Северного флота в Североморске. Но выступить не довелось, так как я заболел и даже на несколько дней потерял голос.
Побывал вместе с курсантами спецшколы на знаменитом Северодвинском заводе по строительству АПЛ. Словами трудно передать мощь и размах производства, где каждый цех представлял собой небольшой завод.
Через восемь месяцев успешно сдав экзамены, выпускаюсь спецтрюмным по Первому разряду с красной книжкой и специалистом по водолазному делу.
Прощай Северодвинск, хотя в дальнейшем я ещё дважды побываю в этом городе, когда будем загружать боезапасы для дальних походов. Поездом нас доставили в Североморск, а оттуда на катере к месту постоянной службы в Западную Лицу.
В пути нас здорово покачало в Баренцевом море. Вокруг скалистые сопки. Никаких признаков жизни. Заходим в какойто залив и идем в лабиринте скал. Проходим несколько заграждений. Наконец, скалы раздвинулись, и мы вошли в широкий залив: с одной стороны сплошные сопки, с другой - какие-то сооружения и несколько пирсов. У одного из них были пришвартованы две плавучие казармы (ПКЗ), в одной из которых предстояло мне жить вместе с экипажем АПЛ. У других пирсов стояли атомные субмарины, размеры их впечатляли. Это и была Западная Лица или как её ещё называли Большая Лопатка. Итак, я, матрос АПЛ проекта 675, о которой в спецшколе мы лишь слышали от преподавателей, Первой флотилии атомных подводных лодок Северного флота. Командующий флотилии Герой Советского Союза вице-адмирал А.И. Сорокин.
Встретили меня приветливо. На плавбазе была лишь небольшая часть экипажа АПЛ, так как основная была в походе. Но на лодку я так и не попал. Через два месяца меня, в числе других восьми моряков, вызвали на сборы, где мы начали лыжную подготовку к предстоящему соревнованию Северного флота по лыжным гонкам. Мне предстояло защищать честь нашей флотилии. Конечно, полтора месяца это небольшой срок для того чтобы подготовиться на должном уровне к таким соревнованиям, но других вариантов не было. В итоге, мы выступили неплохо, попали в десятку.
По возвращению на базу меня ждал «сюрприз». Как только я доложил руководству о своём прибытии, мне было сказано, чтобы я собирал личные вещи и отправлялся на соседнюю плавбазу для дальнейшего прохождения службы на АПЛ К-131 проекта 675, командиром которой был капитан 1 ранга В.П. Шеховцов. Лодка была недавно спущена на воду в Северодвинске, и экипаж вместе с представителями завода проходил ходовые испытания в Баренцевом море. Через две недели К-131 пришвартовалась у пирса Западной Лицы, и я был представлен командиру отсека и старшине команды спецтрюмных. Так началась моя полноценная служба на флоте.
Наша служба и опасна и трудна
Команду спецтрюмных на лодке возглавлял главный старшина Леонид Горегляд, а командиром отделения был старшина 2 статьи Александр Кулик, которому и было поручено шефствовать надо мной. Практически почти сразу субмарина вышла в море и начались суровые морские будни.
Мне необходимо было в короткий срок освоить всё хозяйство отсека и сдать экзамены на допуск к самостоятельному несению вахты. Обычно на это, со слов А. Кулика, уходило около двух месяцев, но мне проще, так как я уже имел второй разряд слесаря, т.е. с «железками» был, в основном на «ты», да и теоретическая подготовка соответствовала необходимому уровню. Все свободное время я посвящал изучению систем и механизмов. Пролазил все уголки отсека. На двадцать четвертый день я сдал экзамены и был допущен к самостоятельному несению вахты, а на моей груди засверкал первый знак «Специалист третьего класса».
На вахту заступал вместе с Л. Гореглядом, но основные обязанности в отсеке исполнял я, а старшина команды периодически проверял мои действия. К тому же у него было уже «чемоданное» настроение, так как подошёл срок окончания его срочной службы. Лодка постоянно выходила в море: то учения, то торпедные или ракетные стрельбы и т.п. Экипаж, как и я, осваивал новую для себя технику, так как подлодки данного проекта только-только стали сходить со стапелей заводов Северодвинска и Комсомольска-на-Амуре. Как известно, с мая 1961 года по декабрь 1968 года для Советского флота было построено 29 АПЛ проекта 675. Для своего времени это была очень большая серия, чья многочисленность лишь подчёркивала то значение, которое придавалось этим подлодкам, являвшимся чуть ли не единственной силой, способной противостоять авианосным соединениям ВМС США в открытом океане. В состав Северного флота входило 15, а в состав Тихоокеанского - 14 лодок проекта 675.
Наша лодка входила в состав одиннадцатой дивизии. Мы называли свою лодку «раскладушкой», а по классификации стран НАТО она имела название «Ревущая корова». Вооружение АПЛ состояло из 8 крылатых ракет П-6 и боезапаса торпед, как носовых, так и кормовых. Лодки данного проекта были надежными, с хорошей защитой реакторов и представляли реальную угрозу авианосным соединениям противника.
Корабль имел двухкорпусную архитектуру, с развитыми надстройкой, ограждением выдвижных устройств и боевой рубки. Прочный корпус был изготовлен из высокоуглеродистой стали АК-25 (толщиной 2235 мм). На большей части длины он был выполнен в форме цилиндра, а в оконечностях - в виде усечённых конусов. Он делился плоскими водонепроницаемыми переборками рассчитанными на давление 10 кг/ см2, на 10 отсеков. Главная энергетическая установка из двух реакторов располагалась в шестом отсеке. Легкий корпус был изготовлен из маломагнитной стали и облицован противогидролокационным покрытием.
Ракеты можно было запускать как одиночно, так и проведением двух четырехракетных залпов с интервалом 12 минут, но всё это происходило в надводном положении, что делало субмарину уязвимой для противника, так как ей длительное время приходилось находиться в надводном положении.
Так, в постоянных небольших по срокам походах, учениях, стрельбах, наступил 1967 год, который экипаж встретил на берегу. С плавбазы мы уже переехали в только что отстроенную казарму и расположились на последнем - 5 этаже. Но обжить казарму нам не удалось. Началась срочная подготовка АПЛ к дальнему походу. Экипаж в течение двух недель загружал продукты, а спецтрюмные начали подготовку к запуску реакторов. Загрузили ракеты и торпеды (с ядерными боеголовками) и подлодка вышла в Баренцево море, где в определённой точке погрузилась и взяла курс, как позже выяснилось, в Средиземное море.
Экипаж субмарины живет по утверждённому расписанию: вахта, занятия по специальности, тренировки по подготовке систем и механизмов к пуску, уход за материальной частью, всевозможные тренировки по борьбе за живучесть. В первом отсеке крутят фильмы, в ходу были настольные игры, особенно нарды. Проводились всевозможные соревнования. Жизнь подразделений АПЛ ярко и подробно освещалась в «Боевых листках». Я был избран комсгруппоргом, а так как неплохо рисовал, то мне поручалось выпускать «Боевые листки». По окончании похода наши «Листки» были признаны лучшими, да и 6 отсек практически всегда признавался лучшим на корабле, поэтому переходящий кубок «Лучшему отсеку» мы передавали замполиту только для того, чтоб он вновь вручил его нам.
По мере приближения к берегам Португалии вода за бортом становилась все теплее, и после смены вахты можно было уже принимать душ с забортной воды.
Вообще-то банные дни были регулярны - через 10 дней со сменой нательного и постельного белья. Палуба шестого отсека постепенно нагревалась почти до 100 0С, и находиться в нем постоянно было невозможно. Проверяя работу всех механизмов и систем каждые 30 минут, вахта переходила в пятый или седьмой отсеки.
Пролив Гибралтар прошли успешно и прибыли в заданный район патрулирования. В пути следования подвсплывали только на перископную глубину для сеансов связи.
В Средиземном море находился шестой флот НАТО, и в нашу задачу входило слежение за авианосно-ударными соединениями США и НАТО. В это время там находились три авианосца: «Саратога», «Мидуэй», а название третьего я уже не помню. Шла игра в «кошки-мышки».
Мы покидали указанный квадрат тогда, когда было необходимо стравливать воздух из баллонов высокого давления, куда закачивали воздух из необитаемых помещений шестого отсека. Это мера безопасности связана с тем, что по оставляемому кораблём «активного» следа можно было определить местоположение или район действия АПЛ. Боевое дежурство подходило к концу, экипаж настраивался на возвращение к родным берегам, а там и отпуска и т.п.
Начало июня 1967 года. Мы подвсплываем на последний сеанс связи перед проходом через Гибралтар. Но неожиданно поступил приказ: срочно вернуться в определённый район у побережья Израиля и быть готовым к нанесению ядерного удара по Тель-Авиву. Началась «шестидневная война» (5 июня) Израиля с арабскими странами. Москва с полным основанием заявила, что в случае продолжения боевых действий армией еврейского государства будут приняты радикальные меры. Западные СМИ назвали этот демарш блефом, но уже через три месяца американцы были вынуждены признать: нет, Кремль не блефовал. Возможно, они получили достоверные данные о нашем присутствии на театре боевых действий.
Через восемь часов, в очередной сеанс связи, мы получили приказ: цель - авианосные соединения противника. Видимо нашлись трезвые и грамотные специалисты в Генштабе, так как были серьёзные технические трудности в переоборудовании ракет для стрельбы по берегу. Свою роль так же сыграла наша эскадра надводных кораблей, находящаяся в Средиземном море и возглавляемая Героем Советского Союза Ю.А. Сысоевым. АПЛ, которой он командовал в своё время, и первой всплыла на Северном полюсе. Мы продолжали слежение за авианосными соединениями противника, но и они не дремали, видимо им доложили, что в Средиземном море находится советская АПЛ. Игра в «кошки-мышки» продолжилась, но уже в более жестких условиях.
Обстановка осложнялась еще и тем, что на лодке на исходе были продукты питания (рацион уменьшили), но главное - практически не осталось регенеративных пластин. В некоторых отсеках содержание углекислого газа подходило к отметке в 3% . Молодые матросы не все могли даже заступить на вахту. Командование ВМФ пошло на риск. При очередном сеансе связи нам дали приказ следовать в заданный квадрат и принять с плавбазы продукты и регенерацию. Безопасность за операцию возлагалась на нашу эскадру, которая к времени Х взяла квадрат в кольцо. Была ночь, даже луны не было, только звезды сверкали. Скажу честно, швартовались тяжело, так как члены команды плавбазы никогда не загружали АПЛ, а только дизельные ПЛ, и в первые секунды после нашего всплытия они растерялись, ведь к ним приблизилось что-то черное, чуть ли не в полтора раза длиннее их посудины. Выручил опытный мичман швартовой команды плавбазы, который быстро принял наши швартовые концы.
У нас была оставлена вахта у механизмов, естественно, с последующей заменой - кому не хочется взглянуть на воды Средиземного моря и подышать свежим воздухом. Вся остальная команда АПЛ начинает погрузку продуктов через носовой и кормовой люки. Туши коров и свиней опускали прямо в люки, а коробки, которые не проходили в люк, разрывали, и содержимое вываливали в люки, внизу их отгребали в стороны. Через центральный люк осторожно загружали коробки с регенеративными пластинами. 17 тонн груза переместили за три с половиной часа (вместо четырёх).
Швартовые отданы и мы прямо из-под борта плавбазы уходим на глубину. Поступил сигнал, что в воздухе появились «Орионы» американские противолодочные самолёты. Так же выяснилось позднее, что американский корабль прорвал первое кольцо нашего оцепления, но второе прорвать не удалось, так как наш эсминец встал бортом на его курсе.
Перед нами возникла и другая, более серьёзная угроза, которая могла стоить жизни всего экипажа. Во время моего перемещения по отсекам лодки приходилось слышать отрывки разговоров от членов экипажа о том, что в первые дни боевых действий между Израилем и арабскими государствами, вокруг нас закружилась целая карусель неизвестных объектов. Последние то сближались с нашей субмариной, то стремительно удалялись от неё. При этом они передвигались с огромной скоростью, предположительно более 200 узлов в час, но более точную скорость приборы на АПЛ не могли зафиксировать. В один из дней какойто из объектов стал стремительно сближаться с лодкой, и казалось, что столкновение неизбежно, но приблизившись до нескольких метров, он резко взял в сторону и с большой скоростью ушёл от субмарины. Аналогичная ситуация сложилась и в окружении авианосных соединений США и НАТО. Об этих фактах подробно рассказал по телевидению в нескольких своих передачах «Военная тайна» Игорь Прокопенко в 2013 год.
Мы продолжили выполнение поставленной боевой задачи. Наконец пришла замена, но взять сразу курс на базу не пришлось. Командующий эскадрой Ю.А. Сысоев получил разрешение Центра на проведение своими кораблями учений по поиску АПЛ. В течение двух суток они в определённом квадрате осуществляли поиск нашей лодки, но так и не обнаружили. Ю.А. Сысоев объявил нашему экипажу благодарность. Теперь домой.
Переход на базу прошёл успешно. Пришвартовались к пирсу в середине июля. Вокруг зелень, тепло и светило яркое солнце, а уходили в поход, когда лежал снег и были морозы. Во время перехода привели все механизмы в порядок, произвели замену отработавшим свой срок деталям и были готовы передать АПЛ второму экипажу, который явно заждался нас. Хочу остановиться ещё на нескольких моментах. При замене ряда деталей и механизмов я узнал, что некоторые из них изготовлены на заводах родного города Куйбышева.
Питание было прекрасным. Много мясных блюд, даже шашлык был по средам - это плод кулинарных усилий кока из Абхазии. Икра, вино и таранька, которую многие из экипажа и не ели ни разу. В отношение последней я поинтересовался у мичмана: «Откуда эта роскошь?» Он открыл банку и протянул мне небольшой клочок бумаги. Я прочитал: 7 бригада рыбсовхоза «Сусканский» Куйбышевской области. И здесь родная область меня не забывает - кормит.
Экипаж сдал лодку резервному и был свободен. По плану мы должны были после похода 24 дня отдыхать в доме отдыха, а затем уйти в отпуска, но поскольку мы пробыли в плавании больше положенного на полтора месяца, то график заезда туда был нарушен. Ждать нужно было около месяца. Командование предложило нам убыть в отпуска, а 24 дня приобщить к нему. Никто не стал возражать. Отпуск у меня получился около 90 суток. На моей груди засверкали ещё два знака отличия: «Отличник ВМФ» и «За Дальний поход».
День ВМФ СССР я уже отмечал дома, с друзьями, угощая их привезенной таранькой, выловленной в Куйбышевском водохранилище.
В октябре 1967 года я прибыл в расположение экипажа одним из первых. Большая часть офицеров и матросов были ещё в отпусках. Нас собрал командир БЧ-5 и поставил задачу: за две недели оборудовать и подготовить помещения экипажа к смотру командующим флотилией. Этой задачей занимались и другие экипажи нижних этажей, которые к этому времени заселили казарму. По результатам смотра мы заняли Первое место. Особенно А.И. Сорокину и комиссии понравились картины, которые я нарисовал при входе, на лестничной площадке и в фойе.
Когда экипаж был построен и получил приз за Первое место, командующий спросил: «Чьи это картины?». Я вышел из строя и доложил: «Старшина 1 статьи Бузуев». «Десять суток к отпуску», - объявил командующий. «Служу Советскому Союзу! Но товарищ адмирал я уже имел поощрение в десять суток, а больше не положено», - ответил я. На что А.И. Сорокин ответил: «Я сказал, так и будет. Начальник штаба проконтролирует». Так в феврале 1968 года я во второй раз побывал в отпуске.
До прихода АПЛ из похода мы занимались теоретическими занятиями, приводили в порядок казарму, занимались борьбой за живучесть на тренажёре, осуществляли учебные выходы через торпедный аппарат и боевую рубку. Участвовали в соревнованиях по лёгкой атлетике, футболу и лыжным гонкам. Я вновь вошёл в состав сборных дивизии и флотилии по лыжам, но выступить во второй раз на первенстве Северного флота не довелось. Вышел приказ министра обороны: служба на флоте сокращается с четырех лет до трёх. Понемногу стали готовиться к дембелю. Но мы, как говорится, полагаем, а командование располагает.
По каким-то причинам одна из лодок дивизии не смогла выйти в поход, и в срочном порядке нам приказали готовить свою субмарину, которую мы уже приняли у второго экипажа, в поход в Средиземное море. К этому времени я уже служил в должности Старшины команды спецтрюмных, а командира отделения срочно перевели на другую АПЛ, которая ушла в поход. Я остался практически без замены, так как в команде было двое молодых ещё «необстрелянных» матросов. Поэтому я оказался среди других «годков», по которым увольнение отложили и приказали готовить свои команды в поход.
На этот раз мы уходили в плавание практически летом, а вернулись в феврале 1969 года. Поход прошёл успешно, за исключением трёх моментов.
Первый. При следовании Тунисского пролива мы левым бортом коснулись троса глубинной мины. Все вздохнули спокойно, когда по селектору прозвучали слова: «Прошёл десятый - замечаний нет». Что в душе пережил в эти мгновения, знаю сам и те, кто служил на подводном флоте. Второй момент. Я был принят кандидатом в члены КПСС. Замполит сказал: «Виктор Васильевич! Я от всей души поздравляю вас с этим событием, которое к тому же произошло на глубине 101 метр. Запомните этот день!». Третий момент. Так уж было заведено, что когда АПЛ уходит в длительный поход, вместе с командой отправляются флагманские специалисты дивизии и флотилии.
В этот раз группу возглавлял капитан 1 ранга В.Н. Поникаровский, который ранее командовал дизельной, а затем АПЛ К-22. Во время похода он неоднократно приходил в шестой отсек. Его интересовали действия спецтрюмных в различных ситуациях, работа главной энергетической установки, систем её обеспечения и т.п.
В конце похода, когда мы уже покидали воды Атлантического океана, после очередного сеанса связи, командир лодки В.П. Шеховцов по «каштану» объявил: «Товарищи! Командир нашей дивизии Маслов назначен заместителем командующего Тихоокеанским флотом. Командиром одиннадцатой дивизии назначен капитан 1 ранга В.Н. Поникаровский. От имени всего экипажа позвольте поздравить его с этим назначением».
Так мне довелось общаться с будущим адмиралом, одним из руководителей ВМФ СССР, а позднее почетным Президентом Международной ассоциации общественных организаций ветеранов ВМФ и подводников. На базе ждал ещё один «сюрприз». Мурманский обком ВЛКСМ наградил меня, комсгруппорга, Почётной Грамотой за активное участие в общественной работе и высокие показатели в социалистическом соревновании в честь 50-летия ВЛКСМ. Я также получил второй жетон «За дальний поход».
По прибытии на базу все мои одногодки получили документы и убыли в запас, а я остался ждать заседания парткома флотилии, которой должен был утвердить решение первичной партийной организации о принятии меня кандидатом в члены КПСС.
И вот этот день настал. Члены парткома не стали «гонять» меня по Уставу. Было задано несколько незначительных вопросов. И тут слово взял командующий флотилии Герой Советского Союза вице-адмирал А.И. Сорокин: «Виктор Васильевич! Вы один из лучших и опытных старшин команд, а нет ли желания посвятить себя службе на флоте?» На что я ответил: «Если честно, то на сверхсрочную у меня нет желания. Извините, но насмотрелся на их жизнь. Поступать в высшее морское училище, когда прошло уже четыре года после окончания школы, то не сдам экзамены, так как времени на подготовку будет немного». Ответ командующего просто шокировал: «Виктор Васильевич! Если Вы даёте согласие, то я сейчас же, в присутствии членов парткома, снимаю трубку телефона и звоню начальнику училища в Ленинграде и говорю ему, что у меня служит один из лучших специалистов, который желает посвятить себя служению флоту. Вопрос о зачислении в училище будет решён положительно. Я нисколько не сомневаюсь в том, что Вы оправдаете моё доверие, а так же в том, что Вас назначат даже старшиной курса».
Я стоял и не знал, что же сказать в ответ командующему флотилии. Видя моё смущение, А.И. Сорокин сказал: «Хорошо. Поезжайте домой, отдохните, посоветуйтесь с родителями и если надумаете служить на флоте, то напишите командиру своей лодки, а остальное отработают кадровики. Спасибо за службу. До свидания». Когда с секретарём парторганизации АПЛ пришли на базу, нас сразу же вызвал к себе командир лодки. В его кабинете уже находились старпом, командир БЧ-5 и замполит. Все поздравили меня с принятием кандидатом в члены КПСС, а замполит зачитал приказ командира лодки о занесении меня в Книгу Почёта АПЛ К-131, а В.П. Шеховцов вручил Почётную Грамоту.
Через три дня я получил партбилет. Наступил час расставания с экипажем, который в полном составе выстроился в казарме. Были напутственные слова, подарки, рукопожатия… На душе было тяжело, ведь столько было пережито… В этот же день, вечером, я был уже дома.
Пресловутый человеческий фактор
Эти слова стали притчей во языцех в последние годы для России. Я думаю, что это связано с состоянием нашего общества в целом, а так же состоянием Вооружённых сил, в том числе и Военно-морского флота России. Как можно объяснить факты, когда за штурвал самолёта садится пьяный лётчик, когда экипаж лодки укомплектован слабо подготовленными специалистами. И в голове не укладывается мысль, как можно, с санкции большого руководства завода, изготавливать детали для космических ракет в гараже… Основные причины ЧП на флоте: халатность и небрежность экипажей или отдельных людей, пренебрежение требованиям пожарной безопасности, самонадеянность, бесконтрольность и т.д. и т.п. Об этом уже много написано.
Не обошли стороной такие факты и нашу субмарину. Вот некоторые из них.
Атомоход возвращался из похода с Атлантики. Мы находились в водах Норвежского моря. Экипаж обедал. Я находился в девятом отсеке и вместе с другими членами экипажа только что приступили к еде. Неожиданный удар потряс лодку, нос лодки пошёл вверх. На нас опрокинулись горячие щи, чай и другая пища. Мы получили незначительные ожоги, так как на нас были одеты матросские плотные робы. Многие члены экипажа получили различные травмы. Всплыли. Осмотрели все отсеки, верхнюю палубу и надстройки. Все механизмы работали в штатном режиме. Мы вновь погрузились в морскую пучину и продолжили путь на базу. По прибытии в Западную Лицу на пирсе нас уже ожидали представители Северного флота во главе с Героем Советского Союза вице-адмиралом А.И. Петелиным, который в то время был первым заместителем командующего Северным флотом. Началось разбирательство и расследование происшедшего ЧП. В итоге выяснилось следующее. Командир группы акустиков, офицер, пошёл в каюткомпанию на обед. На вахте остались старшина команды акустиков и молодой выпускник школы подводников, еще не имевший допуска к несению самостоятельной вахты - проходил только стажировку. Старшина команды сказал матросу, что пока горизонт чист и всё спокойно он отлучится на минутку в туалет и ушёл, но вовремя не вернулся, а остановился у другого вахтенного, который нёс службу этажом выше. В это время и произошло столкновение АПЛ с подводной, как выяснилось позже, скалой.
В результате соответствующие лица получили взыскания. Старшина команды был понижен в должности и в звании, а с молодого матроса что можно было спросить - ни чего. Затем был ремонт акустической аппаратуры в доке города Полярного.
В 1968 году в Баренцевом море, в наших территориальных водах, у Кольского полуострова произошло еще одно столкновение К-131, но на этот раз это была иностранная подлодка (предположительно английских ВМС). После экстренного всплытия, на расстоянии около 300 метров, мы увидели подлодку, у которой была практически снесена боевая рубка. Водолазы, при осмотре нашей субмарины на базе, не обнаружили на ней серьезных повреждений и экипаж продолжил несение службы в штатном режиме.
Другой пример. В самом начале моей службы, произошёл такой случай. Во время несения уже самостоятельной вахты, необходимо было через каждые 30 минут заходить в отсек (реакторный) и осматривать его, а также проверять работу всех механизмов. А в заключении включать насос Т2 и проверять наличие воды в необитаемых помещениях шестого отсека. И вот в один из таких пусков насоса в смотровое окно трубопровода пошла вода, чего недолжно было быть, так как температура в том помещении, как правило, составляет 100 - 120 0С и любой незначительный конденсат на трубопроводах испарялся. Я тут же по «каштану» доложил на пульт и в центральный пост. Через минуту в отсеке были командир лодки, командир БЧ5, вахтенный офицер пульта управления реакторами, старшина команды спецтрюмных А. Кулик и дозиметрист. Повторный пуск насоса через 15 минут вновь показал наличие воды в необитаемых помещениях. Дозиметрист взял пробы воды и через 10 минут доложил, что она забортная и содержание в ней радиации незначительное. Для выяснения причины появления воды было принято решение вскрыть люк и произвести осмотр помещения. Саша Кулик сказал: «При приёмке лодки, когда реакторы ещё не работали, я облазил все помещения и знаю где находится тот или иной механизм и поэтому спускаться буду я, а не Бузуев». Потребовалось ещё не менее 15 минут для того, чтобы облачить Сашу в свинцовую одежду и спецкостюм. К этому времени люк был готов к открытию и Кулик с фонарём спустился на первый этаж отсека. Через три минуты он вышел и доложил, что вода поступает из фильтра отчистки первого контура по правому борту, который охлаждается забортной водой, и все трубопроводы покрыты солью, образованная в результате испарения забортной солёной воды. Поступила команда на расхолаживание правого реактора, после чего отверстие на фильтре было перекрыто хомутом.
Позднее, при смене фильтра на базе, выяснилось, что он имел заводской дефект. Внутри стенок была пустота, которую не заметили сотрудники ОТК, когда проводили проверку рентгеном. Внутренняя стенка фильтра в этом месте была очень тонкой и её быстро разъела забортная вода, а внешняя - не выдержала давления воды и её разорвало.
Была организована авральная работа по очистке трубопроводов в необитаемых помещениях, в которой приняли участие экипажи всех лодок, что находились на базе, так как, хотя реакторы не работали, находится в помещении более 15 минут не рекомендовали химики, чтобы не получить предельные дозы облучения.
Были другие более мелкие неполадки, но они не влияли на выполнение экипажем боевых задач. Главное - во время моей службы не было человеческих жертв.
К сожалению, они потом на К-131 были. Так, 18 июня 1984 года при возвращении с боевой службы на лодке под командованием капитана 1 ранга Е. Селиванова произошёл объемный пожар в седьмом и восьмом отсеках, приведший к гибели 13 подводников. Причина та же - неправильные действия старшины команды электриков в восьмом отсеке. Во время работы с переносным электрическим точилом вблизи установки РДУ на старшине произошло возгорание одежды. В процессе тушения произошло возгорание одежды на других членах экипажа, которые и перенесли пожар в седьмой отсек.
Больше всего у командования флотом вызывает удивление столь долгое сохранение в строю К-131, которая вообще не проходила никакой модернизации, как все другие лодки проекта 675. Она находилась в эксплуатации почти 28 лет. За это время корабль предпринял 12 автономных походов на боевую службу общей продолжительностью около 700 суток. И только 5 июля 1994 года К-131 была исключена из списков ВМФ, практически последней из всех построенных лодок этого проекта.
Заключение
Находясь на «гражданке», меня первое время не оставляла мысль о службе на флоте. Перебирал учебники, конспекты, советовался с друзьями, но твёрдое решение ещё не приходило.
Устроился на работу на завод «Металлист» в 101 корпус, только что недавно построенный, где изготовлялись узлы для знаменитой нашей космической ракеты, на которых летали космонавты. Было очень интересно познавать новое и быть причастным к космосу. Но не успел я как следует освоиться на новом месте, как вызвали меня к начальнику отдела кадров завода. В его кабинете находился ещё один мужчина. Кадровик оставил меня наедине с этим человеком, который представился старшим оперуполномоченным Управления КГБ СССР по Куйбышевской области майором Сорокиным Евгением Викторовичем.
Я не стану описывать содержание данной и других наших бесед, но их итог - это предложение работать в органах госбезопасности. А так как я ещё не женат и не имею необходимого образования, мне предложили начать службу с учёбы в спецшколе КГБ в городе Ленинграде. После некоторых раздумий я дал согласие. Так уж сложилось, что в моей судьбе приняли участие два человека по фамилии Сорокин.
И вот 27 августа 1969 года поезд вновь увозит меня из Куйбышева на Север, но уже в Ленинград, куда мне в феврале предлагал поехать командующий флотилией вице-адмирал А.И. Сорокин.
Так началась моя работа в органах госбезопасности, не менее романтичная и интересная, как и служба на флоте. Этой службе я посвятил около 35 лет.
Но это уже другая история.
P.S. Я всегда с уважением относился к морякам, с большим интересом смотрел фильмы и читал книги на морскую тематику, т.е. душой и сердцем был там - на флоте.
И вот, уже находясь в отставке, судьба вновь связала меня с моряками. В настоящее время являюсь членом Совета Самарского городского общественного фонда поддержки ветеранов ВМФ, который оказывает поддержку ветеранам - морякам и ведет большую работу по патриотическому воспитанию среди молодёжи.
Ветеран ВМФ СССР, старшина команды спецтрюмных, главный старшина и ветеран органов КГБ-ФСБ России, подполковник в отставке В.В. БУЗУЕВ
Город Самара
"Корабль – это особое существо: и живое, и ласковое, и суровое, и благодарное.
Корабль – и дом твой и крепость, и университет и оружие, и отец и защита,
и приют сотен товарищей твоих и соратников.
Ни одно флотское сердце никогда не сможет забыть родной корабль."
Леонид Соболев.
Николай Демидов
ВОСПОМИНАНИЯ О СЛУЖБЕ В ВМФ СССР
Моя служба, как это обычно бывает, началась с кошмара. Призвали меня в конце июня 1965 года, а не, как обычно в то время, после первого сентября. Это означало только одно - лишние полгода службы мне были обеспечены. Я в то время заканчивал учёбу в Московском пушно-меховом техникуме и шли выпускные экзамены, а отсрочка от призыва не полагалась. Слава богу, руководство техникума организовало досрочную сдачу экзаменов, и я получил диплом. Но эти обстоятельства привели к тому, что я, ни дня не поработал по полученной специальности.
В военкомате на медкомиссии врачи единогласно определили, что я годен к работе с радиоактивными веществами и службе на подводной лодке. Нас целый эшелон по 10 человек в купе общего вагона отправили в г. Северодвинск. Там мы провели трое суток в, так называемом «бухенвальде» (условия сопоставимые: в два этажа дощатые нары без каких бы то ни было принадлежностей и отсутствия кормёжки), где по особым признакам произвели отбор кандидатов в учебный отряд подводников в г. Северодвинске.
Так началась моя служба в ВМФ. Формирование личного состава отряда происходило дней пять. В июне в Северодвинске достаточно тепло, но дожди шли раз десять в сутки, и чтобы мы не маялись дурью от безделья, отцы-командиры заставляли нас мётлами и лопатами разгонять лужи на огромном заасфальтированном плацу. Не успеешь разогнать, как дождь пошёл снова и все повторяется многократно. В нашей роте в учебном отряде были в основном москвичи, а это надо отметить народ особенный – не успеешь днём поставить в тумбочку одеколон, а утром от него только пустой пузырёк в гальюне, ну, а в общем, они народ вполне нормальный.
В учебном отряде готовили из нас электромехаников-подводников – специалистов по обслуживанию крылатых ракет П-5; ракеты П-35, которыми был оснащён "Грозный", являлись их прообразом, равно как и системы управления: на ПЛ – «Аргумент», на "Грозном" «Бином».
Специалистов этого профиля в 1965 году было подготовлено в 2 раза больше, чем обычно, и это обстоятельство изменило мою дальнейшую судьбу. После окончания учебки в конце ноября нас отправили дальше на север в Североморск для распределения по подводным лодкам. Но электромехаников столько не потребовалось, и нас человек восемь оставили в пересыльном пункте, где мы днями мыли посуду, так как обед там продолжался целый день – столько проходило через этот пункт народу. Потом дней десять кантовались на эскадренном миноносце «Жгучий», дожидаясь возвращения из похода РКР "Грозный".
Вот такая предыстория моей службы на "Грозном". Как оказалось, на "Грозном" нас не сильно ждали. Направили нас дублёрами радиомехаников ГУРО, а постоянных спальных мест несколько месяцев не было вообще: спать приходилось и в столовой на сложенных столах и даже в вентиляционных камерах на брезенте (отцов-командиров это не сильно напрягало).
По приходу в Североморск РКР «Адмирал Головко» большую часть салаг из московского призыва перевели на него, на Грозном нас осталось только трое: я, Виктор Копылов и Евгений Филиппов.
Спустя несколько месяцев после беседы с инженером БЧ-2 Мартыненко мне было предложено перейти арсенальщиком БЧ-2 и я согласился. В этой должности я прослужил на "Грозном" до самой демобилизации 19 декабря 1968 года.
Надо отметить, что отношение старослужащих к молодым матросам на "Грозном" было по большей части деловым, дедовщины в современном понятии этого слова и в помине не было. Конечно, на работах морская иерархия соблюдалась неукоснительно: салаги работали, «веселые ребята», т.е. третьегодки контролировали, а годки готовились к дембелю, и никакого рукоприкладства мною не было замечено на протяжении всей службы.
В августе 1966 года "Грозный" ушёл в длительный поход в средиземное море и перешёл в состав КЧФ. Ушёл на повышение и мой непосредственный командир инженер БЧ-2 старший инженер-лейтенант Мартыненко, и я некоторое время подчинялся непосредственно командиру БЧ-2 капитану 3 ранга Рябинскому. Надо отметить, что служба зав. складом боепитания, как официально называлась моя должность, достаточно рутинна и однообразна: обеспечение материально-техническими ресурсами БЧ-2 и содержание в надлежащем состоянии корабельного арсенала, и интересными эпизодами не изобилует.
По сигналу «боевая тревога» я должен был находиться в боевой рубке вместе с отцами-командирами, и в мои обязанности входило введение в систему управления ракетным оружием «Бином» текущих координат корабля, его курс и скорость. На этом мои обязанности заканчивались. Поэтому при боевых стрельбах перед самым пуском ракет, я один из немногих имел возможность незаметно выйти из боевой рубки и наблюдать это незабываемое зрелище: рёв турбореактивного маршевого двигателя ракеты, тонущий в рёве и свисте стартового двигателя, столб дыма и огня, запах пороха и исходящий от всего этого жар.
При одном из пусков ракет на боевых стрельбах в Белом море я был свидетелем потери ракеты П-35. Боевые стрельбы осуществлялись летом, стояла солнечная погода, Белое море, оправдывая свое название, было белым и всё вокруг было белым. И вот в этой сказочной обстановке уже после запуска маршевых двигателей командиром БЧ-2 даётся команда приготовиться к пуску ракет. Я незаметно выхожу из боевой рубки наружу, наблюдаю все, что описано мною выше, а дальше стартовый двигатель, как его называют штаны, не отстреливается от ракеты, сама ракета заваливается на правый борт, становится вертикально и начинает двигаться в сторону крейсера, но правда немного и падает в воду. Я также незаметно возвращаюсь в боевую рубку. По громкой связи с ГУРО идут переговоры на повышенных тонах: они не могут найти К-0, т.е. установить связь с ракетой. Я докладываю командиру БЧ-2 Рябинскому, что ракета упала в море, ожидая от него нахлобучку за самовольное оставление поста, но ничего такого не последовало. К счастью вторая ракета попала в цель и всё как будто обошлось. Поговаривали, что это происшествие результат головотяпства стартовиков: перед пуском ракеты не сняли чеку с фиксирующего устройства и пиропатрон не смог отстрелить стартовик. Как бы там ни было, но боевая задача была выполнена, цель поражена, и оргвыводы не последовали.
Один забавный случай из жизни крейсера. Одной из стоянок кораблей «средиземноморской эскадры» была у острова Китира, а там до Италии рукой подать. Италия, как известно, славится своими боевыми пловцами, а тут ещё напряжёнка на ближнем востоке. Поэтому командованием флота было принято решение об организации противодиверсионной службы: в ночное время на специальных кронштейнах по бортам крейсера крепились мощные светильники, которые освещали воду вокруг корабля, а по бортам несли вахту вооруженные автоматчики. У вахтенного офицера имелся определенный запас гранат. И вот ночью один из автоматчиков доложил вахтенному офицеру, что заметил, как что-то поплыло под киль. Тот, не долго думая, бросил в море с двух бортов гранаты и потребовал у меня ещё гранат. А взрыв гранаты в воде, это как удар кувалды по борту. Буквально через несколько секунд прилетает командир корабля Ушаков и кроет последними словами вахтенного офицера: вы что б….. делаете, адмирала разбудите. Оказывается командующий средиземноморской эскадрой остался ночевать на "Грозном".
Но, слава богу, командующий не появился, на то он и командующий, никто за бортом не всплыл и всё обошлось. Правда, кто об этом знал, ещё долго смеялись над словами «адмирала разбудите».
Ещё меня одно обстоятельство поразило. Проход через Босфор всегда осуществлялся по боевой тревоге и немногие могли полюбоваться теми красотами. Но мало и кто знает, что все выходы на верхнюю палубу перекрывались людьми, вооруженными пистолетом и гранатами, а с гранатой не кричат «стой, стрелять буду», она применятся только по прямому назначению. Конечно, единичные случаи побега за кордон в ВМФ случались, правда, не на "Грозном", но недоверие к проверенному личному составу ВМФ со стороны КГБ имело место и в мирное время, как и готовность применить оружие.
Во время службы на флоте все ждали, когда же она закончится, а сейчас вспоминаешь о том времени с теплотой и некоторой грустью.
О СЪЕМКАХ ФИЛЬМА "НЕЙТРАЛЬНЫЕ ВОДЫ"
Во время службы на РКР «Грозный» мне посчастливилось быть свидетелем съемок художественного фильма о военно-морском флоте нашей бывшей большой страны. Речь идёт о фильме «Нейтральные воды». Съёмка этого фильма на корабле проводились достаточно эпизодически, в течение почти всего 1968 года. Я говорю, посчастливилось быть свидетелем, а не участником съёмок фильма потому, что участниками были актеры киностудии им. Горького и три ведущих офицера корабля: командир корабля, старпом и командир БЧ-2 (правда, в фильме их «понизили» в должностях). Весь остальной личный состав корабля был занят в массовке, а большая часть фильма вообще снималась в студии. Правда, один кадр режиссёр пытался снять с моим участием: меня усадили где-то в боевой рубке, всунули в руки кусок белого гетинакса, как будто это планшет, карандаш и велели что-то писать. Задумка режиссера изначально была такой бестолковой, что естественно в фильм этот кадр не вошёл.
Поначалу съёмки фильма доставляли команде некоторое удовольствие, но позднее они начали нас доставать: как только подходят выходные, боевая тревога и выход в море, а это означает, что воскресный отдых и увольнения для всей команды накрываются «медным тазом» и так повторялось неоднократно. В один из таких « воскресных» выходов в море случилось такое, что могло окончиться трагически и для команды, да и для самого «Грозного». По долгу своей службы по тревоге я должен был находиться в боевой рубке и потому стал свидетелем происходящего. Накануне в Черном море прошел шторм, и когда мы утром по тревоге выходили из севастопольской бухты, погода была пасмурной, и море, по цвету соответствуя своему названию, было чёрным.
В общем, примерно через час ходу сигнальщик заметил мину, которую, по всей видимости, сорвало с якоря штормом, такую чёрную и рогатую, как в фильмах времен Великой Отечественной войны. Она находилась на плаву в нескольких кабельтовых прямо по курсу корабля. Совершать какие бы то ни было маневры было уже поздно, и командир корабля принял, наверное, самое правильное решение уменьшить ход корабля до самого малого, не изменяя курса. Все кто находился в боевой рубке и на ходовом мостике замерли. Прошли какие-то секунды, но взрыва не последовало, мину, по всей видимости, отбросило в сторону волной от форштевня корабля, и она проплыла по правому борту в каких-то считанных сантиметрах от корпуса корабля.
Корабль застопорил ход в нескольких кабельтовых от мины и лёг в дрейф. Командир корабля приказал мне принести из арсенала автомат Калашникова и пару магазинов патронов к нему. Сначала хотели уничтожить мину из автомата, но потом отказались от этой идеи и решили расстрелять её из орудия. Орудие зарядили и произвели несколько выстрелов на ручном управлении, но корабль без хода сильно раскачивало на волне, да и опыта в такой стрельбе у комендоров не было. В общем, все взрывы снарядов были далеко от цели. Тогда спустили катер на воду и минеры уже сделали то, что не смогли сделать комендоры. Взрыв оказался не таким сильным, как все ожидали, не исключено, что боевой заряд у мины не сдетонировал и мина просто утонула.
Этот взрыв «киношники», по-моему, где-то использовали в фильме. Ну а Грозный продолжил выполнение поставленных перед ним задач.
Вообще съёмочная группа сопровождала нас повсюду и в Средиземном море, где корабль часто нёс службу и даже при заходе в иностранные порты.
В фильме есть кадры, когда команда принимает гостей из гражданского населения Котора (Югославия) и были организованы танцы на юте корабля. Там замысловатые «па» исполняет командир корабля Ушаков (по фильму он в роли старпома). На самом деле всё было не совсем так. Когда заиграла музыка и начались танцы, все сильно оробели, и никто на танец дам не приглашал, и так продолжается несколько минут. Ликвидировать этот конфуз и взялся наш командир, мы все от него такого не ожидали, но он это мастерски сделал и дальше всё пошло как надо.
Очень хорошо запомнилась съёмка одного кадра фильма, когда личный состав третьего кубрика во время отдыха поёт песни под гитару. Этот кадр снимался весь вечер. В кубрик затащили осветительную аппаратуру, съёмочное оборудование, но режиссёру не понравился свет - слишком резкий из-за ограниченного пространства. Тогда он притащил несколько пачек самых дешёвых папирос «Прибой», раздал их всем присутствующим. Мы их должны были раскурить, взять папиросу в рот мундштуком наружу и выдувать дым, таким образом, смягчая свет. Дым от «прибоя» оказался таким ядовитым, и его было столько много, что даже у курильщиков защипали глаза, а свет у режиссёра всё был не тот. В общем, кадр на пару - тройку минут снимали до самого отбоя, а кубрик потом очень долго не хотел проветриваться от табачного дыма.
Вообще на этом примере мы убедились, что съёмка фильма в то время была совсем не простым занятием: сначала проигрывание кадра (тренировки) пока режиссер не поймет, что все получается как надо. На это может уйти и считанные минуты, а могут и часы, а потом съёмка на плёнку и в один дубль, а может и в два и три и более.
Съемки фильма закончились уже поздно осенью. Помню, в Севастополе было очень холодно, когда команда вечером собралась на юте, и режиссёр фильма Беренштейн решил вынести нам на суд свое творение, ещё не до конца смонтированное. Он говорил, что делает это впервые в жизни. Мы смотрели кадры из будущего фильма небольшими кусками с перерывами, как это делалось на заре советской власти в сельских клубах. Вообще-то сюжет фильма достаточно примитивен и некоторые кадры часто вызывали смех у команды. Например, по тревоге в Средиземном море демонстрируется подготовка к стрельбе ракетами, осуществлялось движение ракетных установок с ракетами на направляющих и т.д. Так вот в Средиземном море в то время это никогда не делалось – строго соблюдался режим секретности. Или сюжет с кейсом у «секретчика», да за такую самодеятельность с совершенно секретными документами не одна голова бы полетела. Да и много других кадров вызывают улыбки и неоднозначную реакцию.
В общем, от просмотра все сильно устали, прилично замерзли, но в целом остались довольны фильмом. Многие, конечно, ожидали увидеть себя в кадре, но видно не судьба.
Николай Демидов
1965-1968гг., радиомеханик, заведующий складом боепитания
Несмотря на то что наша страна - сухопутное государство, День подводника - 19 марта, как и День Военно-морского флота, отмечают несколько десятков тысяч белорусов, служивших в подводном флоте СССР и России. Во все времена служба на флоте считалась одной из самых престижных. Мне повезло: служил вместе с фронтовиками-подводниками. Их рассказы и воспоминания сохранились в моей памяти.
Петропавловск-Камчатский, 1979 год. Усталая подлодка из глубины идет домой
Только за период с 1930 по 1939 год для флота СССР было построено более 20 больших, 80 средних и 60 малых подводных лодок. К началу Великой Отечественной войны в составе четырех флотов (Балтийский, Черноморский, Северный, Тихоокеанский) имелось 212 подводных лодок. Советскими подводными лодками в годы войны было потоплено 35% морского транспорта и боевых кораблей противника. Были большие потери и с нашей стороны. Во время ВОВ погибло 90 советских подводных лодок и 5,5 тысячи моряков-подводников.
…Я службу начинал с дизельной средней подводной лодки С-176 Тихоокеанского флота. Примером на всю жизнь остался мой первый командир - капитан 2-го ранга И.И. Блюменсон - безукоризненный образец военно-морского офицера. Под его командованием лодка выполнила более десяти боевых служб в суровых климатических условиях Японского и Восточно-Китайского морей, участвовала и становилась победителем в торпедных стрельбах на приз главнокомандующего ВМФ и министра обороны СССР и так далее.
В 1976 году боевая служба проходила в Восточно-Китайском море. Выполняли задачу разведки за действиями иностранных военных кораблей. На подводной лодке не было кондиционера, запас пресной воды составлял 4,5 тонны. Температура воздуха в 6-м отсеке, где несли вахту матросы в подводном положении, достигала плюс 60 °С. Вахту несли по 15-20 минут. В этом же отсеке на 21-е сутки плавания возник пожар, загорелась станция управления линией вала левого борта, а это значит, что лодка практически без хода. Подводники отсека остались наедине с огнем. Благодаря мужеству и отваге пожар был потушен и материальная часть в течение 8 часов была введена в строй.
Два земляка: офицер-подводник Евгений КРИЧЕВЦОВ (слева) и кавалер ордена Красной Звезды маринист В.И. РУДОЙ (справа).
Ракетный подводный крейсер стратегического назначения К-477, 1983 год
Пресная вода давалась два раза в сутки - утром и перед обедом. Около десяти человек получили тепловые удары. Высокие профессиональные навыки в этой сложной обстановке проявил корабельный врач. Восточно-Китайское море мелководное, средняя глубина не более 50 метров. Приходилось в буквальном смысле слова плавать «ползком на брюхе». Моральное и физическое напряжение людей достигало предела, так как приходилось управлять всеми системами корабля вручную. Несмотря на трудности, не было случая, чтобы кто-то из экипажа проявил слабость или трусость.
Следующим этапом моей служебной деятельности была атомная подводная лодка К-48 - атомная ракетная подводная лодка с крылатыми ракетами П-6 (8 ракет), размещенными в контейнерах вне прочного корпуса. Она предназначена для уничтожения авианосных ударных соединений противника. Наша лодка прошла модернизацию, на вооружении появились ракеты П-500, новая аппаратура - система космического целеуказания «Касатка Б». Ракеты самостоятельно со спутника не только находили цель, меняли траекторию полета, но и выбирали главную цель противника.
На этой подводной лодке были различного рода ситуации. Так, по халатности одного из молодых матросов мы провалились на глубину более 400 метров, когда предельная глубина погружения - 300 метров. Вместо того чтобы из цистерны откачивать воду, молодой матрос, перепутав клапаны, стал принимать воду - 47 тонн забортной воды. Корабль стал быстро проваливаться вниз…
Под килем было 6 километров. Продувать цистерну сжатым воздухом на глубине ниже 100 метров нельзя, ее просто разорвет. Единственное спасение - это горизонтальные рули на всплытие и полный ход вперед, что и сделали боцман и операторы дистанционного управления ядерным реактором. При дифференте 15 градусов и более автоматически срабатывает защита ядерного реактора, подлодка обесточивается. Благодаря умелым и грамотным действиям операторов дистанционного управления атомным реактором был обеспечен заданный ход подводной лодки. Остановились на глубине 416 метров, ходом всплыли на перископную глубину, продули балласт. С нами выходил в море начальник штаба дивизии капитан 1-го ранга Крестовский И.А. Открыли верхний рубочный люк, вышли наверх, закурили, я взглянул на начштаба - человек, который имел пышную черную шевелюру, за несколько минут стал седым. Абсолютное большинство членов экипажа так и не поняли, что случилось...
Камчатка, 1976 год. Встреча после успешного похода.
По традиции подводников экипажу вручают поросенка
На этой подводной лодке в 1979 году несли 8-месячную службу в Индийском океане.
Затем меня перевели на новое место службы - РПК СН (ракетный подводный крейсер стратегического назначения К-477). На вооружении данной подводной лодки находилось 12 межконтинентальных ракет Р-29, имеющих дальность 9100 километров. Именно создание такого проекта РПК СН послужило основанием считать, что ядерные силы СССР и США были выровнены. На этом корабле служил мой земляк - Василий Иосифович Рудой. Вместе мы прослужили с 1980 по 1985 год. В 2014 году он ушел из жизни.
В моей памяти остались боевые службы в 1983-1984 годах, когда Генеральный секретарь ЦК КПСС Ю.В. Андропов отдал приказ в ответ на размещенные американские ракеты «Томагавк» в Западной Европе отправить ракетные подводные крейсера стратегического назначения к берегам США для того, чтобы подлетное время ракет было адекватно американским 1,5-2 минутам. Это был самый разгар холодной войны. Мы знали, что еще в 1968 году верховное командование НАТО утвердило Положение о вступлении в бой, которым в случае обнаружения неопознанных подводных лодок в территориальных водах предписывалось применять предупредительные сигналы взрывами, вынуждая подводную лодку всплыть. В случае если лодка не всплывала, она должна быть атакована противолодочным оружием и уничтожена. Вот в этих условиях мы осуществляли боевое патрулирование. Личный состав находился в постоянной готовности.
Сейчас, по прошествии тридцати с лишним лет, думать об этом страшно, но реальность времени холодной войны была такова, что она в любой момент могла превратиться в «горячую». В руководящих документах на боевую службу все было четко расписано: как и что надо делать, куда наносить удар и так далее. Но ни слова не говорилось о том, как действовать после нанесения удара. И командование ВМФ, и командный состав ПЛ прекрасно понимали: шансов на возвращение исключительно мало. Вероятность гибели была близка к 100%.
В преддверии Дня подводника хочу еще раз отметить подвиг подводников, которые прорывались через минные поля и противолодочные сети противника, совершали дерзкие прорывы во вражеские военно-морские базы, вместе разделяя радость побед. В годы холодной войны подводники делили хлеб и соль, кислород, радость успехов и горечь неудач. Проливали пот, недосыпали, изматывали нервы в рутинных буднях повседневной боевой подготовки, тратили здоровье, рисковали жизнью во время многомесячных автономок, а некоторые и гибли, уходя со своими субмаринами на дно океанов. Но у нас не иссякали мужество, верность и преданность Родине, которые были заложены нашими предками. И мы всегда будем гордиться, что служили в Военно-морском флоте, на подводных лодках.
Офицер-подводник Евгений КРИЧЕВЦОВ
Далеко не каждый человек сможет служить на подводной лодке. Требуется недюжее здоровье, физическая подготовка и конечно же отсутствие боязни замкнутого пространства. В данном репортаже матрос рассказал о быте, еде, командире и многих других прелестях службы подводников.
Подлодка
Я учился в Военно-морском училище им. Дзержинского, но это офицерский путь. А матросом на подлодку можно попасть и через военкомат: они направляют призывников в учебный центр, где полгода идёт подготовка. Каждой специальности соответствует своя боевая часть, вроде отделов в компании. Первая - штурманская, вторая - ракетная, третья - мино-торпедная, четвёртая - радиотехнических средств и связи, куда как раз попал я потом, и пятая - электромеханическая, самая большая. С первой по четвёртую части - это так называемый БЧ-люкс. Они ходят чистенькие и опрятные. А БЧ5 - это «маслопупы», они там по колено в масле и воде, на них все трюмы, насосы и двигатели. После учебки идёт распределение на базы. Сейчас подлодки базируются либо на Севере, в Западной Лице, Гаджиево, Видяево, либо на Камчатке, город Вилючинск. Ещё одна база есть на Дальнем Востоке - её в народе называют Большой Камень или Техас. В Балтийском и Чёрном море атомных подводных лодок нет - только дизельные, то есть не боевые. Я же попал на Северный флот, в Западную Лицу.
Первое погружение
Когда подводная лодка выходит первый раз в море, все моряки должны пройти обряд посвящения. У меня был минимальный: в плафон из каюты налили забортной воды, которую надо выпить. Вкус у неё жутко вяжущий и горький. Неоднократно были случаи, когда людей сразу тошнило. Тогда же вручили свидетельство, нарисованное от руки, что я теперь подводник. Ну а на некоторых лодках к этому обряду добавляется «поцелуй кувалды»: её подвешивают к потолку и, когда судно качает, матрос должен изловчиться и её поцеловать. Смысл последнего обряда от меня ускользает, но спорить здесь не принято, и это первое правило, которое выучиваешь, входя на борт.
Почти что на каждой подводной лодке есть два экипажа. Когда один уходит в отпуск (а они положены после каждой автономки), заступает другой. Сначала идёт отработка задач: например, погрузиться и выйти на связь с другой подлодкой, глубоководное погружение на максимальную глубину, учебные стрельбы, в том числе по надводным кораблям, если все упражнения штабом приняты - то лодка уходит на боевую службу. Автономка длится по-разному: самая короткая - 50 суток, самая длинная - 90. В большинстве случаев мы плавали подо льдами Северного полюса - так лодку не видно со спутника, а если лодка плавает в морях с чистой водой, её можно увидеть даже на глубине 100 метров. В нашу задачу входило патрулирование участка моря в полной готовности и применение, в случае нападения, оружия. Одна подлодка с 16 баллистическими ракетами на борту может стереть с лица Земли, например, Великобританию. На каждой из 16 ракет находится 10 автономных боеголовок. Один заряд равен примерно пяти-шести Хиросимам. Можно посчитать, что мы ежедневно возили с собой 800 Хиросим. Было ли мне страшно? Не знаю, нас учили, что боятся те, по кому мы можем выстрелить. А так я не задумывался о смерти, вы же каждый день не ходите и не думаете о пресловутом кирпиче, который может упасть на голову? Вот и я старался не думать.
Экипаж подлодки круглосуточно несёт вахту в три смены по четыре часа. Каждая смена завтракает, обедает и ужинает отдельно, между собой практически не общаясь. Ну, кроме собраний и общих мероприятий - праздников, например, или соревнований. Из развлечений на лодке - турниры по шахматам и домино. Пробовали устраивать что-то спортивное вроде поднимания гири, отжимания от пола, но нам запретили из-за воздуха. Он в подлодке искусственный, с повышенным содержанием двуокиси углерода СО2, и физические нагрузки плохо влияли на сердце.
Ещё нам кино показывают. Когда не было всех этих планшетов и DVD-плееров, в общей комнате стоял плёночный кинопроектор. Крутили в основном что-то патриотическое или комедии. Вся эротика, конечно, была запрещена, но матросы выкручивались: нарезали самые откровенные моменты фильмов, где девушка раздевается, например, склеивали их в один и пускали по кругу.
Жить в замкнутом пространстве не так трудно, как кажется. Во многом потому, что ты всё время занят - восемь часов проводишь на вахте. Надо следить за показателями датчиков, пультом, делать записи - в общем, не отвлечёшься на посидеть и подумать о жизни. Каждый день примерно в 15:00 всех поднимают на «малую приборку». Все идут убирать какой-то участок. У кого-то это пульт управления, с которого надо смахнуть пыль, ну а у кого-то - гальюн (уборная для матросов в носовой части корабля. - Прим. ред.). Причём самое обидное - закреплённые за тобой участки не меняются всю службу, поэтому если уж начал драить туалет - драишь его до конца.
Что мне нравилось в плавании - так это отсутствие морской болезни. Лодку шатало только в надводном положении. Правда, по правилам лодка обязана всплывать раз в сутки, чтобы провести сеанс радиосвязи. Если подо льдами - то ищут полынью. Выйти подышать, конечно, нельзя, хотя случаи бывали.
За день кок должен не только девять раз наготовить на ораву в 100 голодных матросов, но и для каждой смены накрыть столы, потом собрать посуду и перемыть её. Но, надо заметить, подводников кормят очень хорошо. На завтрак обычно творог, мёд, варенье (иногда из лепестков розы или грецких орехов). На обед или ужин обязательно красная икра и балык из осетровых рыб. Каждый день подводнику положено 100 граммов сухого красного вина, шоколадка и вобла. Просто в самом начале, ещё в советские времена, когда говорили о том, чем подводникам поднимать аппетит, комиссия разделилась: они голосовали за пиво, другие - за вино. Выиграли последние, но вобла, которая шла в паре с пивом, в пайке почему-то осталась.
Иерархия
Экипаж состоит из офицеров, мичманов и матросов. Главный всё равно командир, хотя внутренняя иерархия тоже существует. Офицеры, например, кроме командира, называют друг друга только по имени-отчеству, ну и требуют к себе соответствующего обращения. А вообще субординация как в армии: начальник отдаёт приказание - подчинённый его выполняет без комментариев. Вместо дедовщины на флоте есть годковщина. Тех матросов, которые только пришли на флот, называют караси: они должны тихо сидеть в трюме и убирать воду и грязь. Следующая каста - подгодок - матрос, который отслужил два года, а самые крутые - годки - у них срок службы больше, чем 2,5 года. Если за столом сидят восемь человек, из которых, например, два годка, то еда делится пополам: одна половина - это их, а вторая - всех остальных. Ну могут ещё сгущёнку отобрать или за шилом послать сбегать. По сравнению с тем, что в армии происходит, здесь практически равенство и братство.
Устав - это библия, наше всё, считай. Правда, иногда до смешного доходит. Например, согласно ст. 33 Строевого устава российских военных сил, движение бегом начинается только по команде «бегом марш». И вот один раз замкомдива в море пошёл в гальюн, а там замок висит. Он в центральный пришёл и старпому приказывает: «Старпом, гальюн откройте». Старпом сидит спиной - не реагирует. Замкомдива не выдержал: «Старпом, принесите ключ бегом». А он продолжает сидеть как сидел. «Бегом, я Вам говорю! Вы что, не слышите меня? Бегом! Бл..!!! Чего Вы ждёте?» Старпом закрыл устав, который он читал, кажется, всё свободное время, и говорит: «Я жду, товарищ капитан первого ранга, команду „марш“».
Командиры.
Командиры разные бывают, но все должны вызывать трепет. Священный. Ослушаться или перечить ему - получить выговор в личное дело как минимум. Самый колоритный начальник, который мне попадался, - капитан первого ранга Гапоненко (фамилия изменена. - Прим. ред.). Было это в первый год службы. Только в Мотовский залив вышли, Гапоненко пропал из виду с флагманским киповцем (должность на лодке, слесарь КИПиА - Контрольно-измерительная аппаратура и автоматика) в своей каюте. Дней пять пили не просыхая, на шестой день Гапоненко вдруг поднимается в центральный в куртке-канадке и валенках: «Давайте, говорит, всплывайте, покурим». Покурили. Он спустился вниз, осмотрелся: «Чем это вы тут занимаетесь, а?» Говорим, учебные маневры отрабатываем, вот надо скооперироваться с соседней лодкой, 685-й бортовой. Он вдруг сам пролез за пульт, взял микрофон и вышел в эфир. «685-й бортовой, я 681-й бортовой, прошу исполнить „слово“ (а слово на морском языке означает застопорить ход, остановиться)». На другом конце провода раздалось какое-то мычание. А потом: «Я 685-й бортовой, исполнить „слово“ не могу. Приём». Гапоненко начал нервничать: «Приказываю исполнить „слово“ немедленно!» А в ответ ещё более настойчиво: «Повторяю вам, исполнить „слово“ не могу. Приём». Тогда он уже совсем озверел: «Я, б…, приказываю тебе, су…, исполнить „слово“ …! Немедленно, слышишь! Я капитан первого ранга Гапоненко! Ты придёшь в базу, су..., я тебя, бл…, за жопу подвешу!..» Повисла смущённая тишина. Тут радист, полумёртвый от страха, бледнеет ещё сильнее и шепчет: «Товарищ капитан первого ранга, прошу прощения, я ошибся, нам нужен 683-й бортовой, а 685-й бортовой - это самолёт». Гапоненко пульт разбил, выдохнул: «Ну вы и му@аки тут все», - ушёл обратно в каюту и до всплытия больше не появлялся.