Правообладатель иллюстрации Unknown
75 лет назад, 10 апреля 1939 года, был арестован бывший нарком внутренних дел СССР Николай Ежов, которого поэт Джамбул называл "сталинским батыром", а его жертвы - "кровавым карликом".
Немногие политические деятели, особенно не возглавлявшие государство, дали свое имя эпохе. Николай Ежов - из их числа.
По словам Александра Твардовского, Сталин "умел своих ошибок ворох перенести на чей-то счет". Массовые репрессии 1937-1938 годов остались в истории как ежовщина, хотя справедливее было бы говорить о сталинщине.
"Исчадие номенклатуры"
В отличие от профессиональных чекистов Менжинского, Ягоды и Берии, Ежов был партийным работником.
Окончив три класса начального училища, он оказался самым малообразованным руководителем советских/российских спецслужб за всю историю.
Карликом его называли из-за роста - всего 154 сантиметра.
Николай Ежов родился 22 апреля (1 мая) 1895 года в селе Вейверы Мариампольского уезда Сувалкской губернии (ныне Литва).
По данным его биографа Алексея Павлюкова, отец будущего наркома Иван Ежов служил в полиции. Впоследствии Ежов утверждал, что является потомственным пролетарием, сыном рабочего Путиловского завода, и сам успел потрудиться там же слесарем, хотя в реальности учился частным образом портняжному делу.
О времени своего присоединения к большевикам он тоже, мягко выражаясь, сообщал неверные сведения: указывал в автобиографиях март 1917 года, тогда как, согласно документам Витебской городской организации РСДРП, это случилось 3 августа.
В июне 1915 года Ежов пошел добровольцем в армию, и после легкого ранения был переведен на должность писаря. В Красную армию был призван в апреле 1919 года, и снова служил писарем при школе военных радистов в Саратове. Спустя полгода стал комиссаром школы.
Карьера Ежова пошла в гору после перевода в Москву в сентябре 1921 года. Уже через пять месяцев Оргбюро ЦК направило его секретарем губкома в Марийскую автономную область.
В то время недалекие острословы прозвали Сталина "товарищ Картотеков" . Пока остальные "вожди", упиваясь собой, рассуждали о мировой революции, Сталин и его сотрудники целыми днями возились с карточками, которые они завели на тысячи "перспективных партийцев".
Ежова отличали природная сметка и рабоче-крестьянский практический ум, чутье, умение ориентироваться. И бесконечная преданность Сталину. Не показная. Искренняя! Владимир Некрасов, историк
Только в 1922 году секретариат ЦК и созданный Сталиным Учетно-распределительный отдел произвели более 10 тысяч назначений в партийном и государственном аппарате, сменили 42 секретаря губкомов.
Подолгу на одном месте номенклатурщики в то время не задерживались. Ежов работал в Казахстане и Киргизии, в декабре 1925 года на XIV съезде ВКП(б) познакомился с Иваном Москвиным, который через два месяца возглавил Орграспредотдел ЦК и забрал Ежова к себе инструктором.
В ноябре 1930 года Ежов занял место Москвина. К этому же времени, по имеющимся данным, относится его личное знакомство со Сталиным.
"Я не знаю более идеального работника, чем Ежов. Вернее не работника, а исполнителя. Поручив ему что-нибудь, можно не проверять и быть уверенным - он все сделает. У Ежова есть только один недостаток: он не умеет останавливаться. Иногда приходится следить за ним, чтобы вовремя остановить", - сказал Москвин своему зятю Льву Разгону, пережившему ГУЛАГ и ставшему известным писателем.
Москвин каждый день приезжал домой обедать и частенько привозил с собой Ежова. Жена патрона называла его "воробышком" и старалась получше накормить.
В 1937 году Москвин получил "10 лет без права переписки". Наложив на рапорт стандартную резолюцию: "Арестовать", Ежов приписал: "И жену его тоже".
Софью Москвину обвинили в том, что она по заданию английской разведки пыталась отравить Ежова, и расстреляли. Если бы не вмешательство бывшего друга дома, отделалась бы отправкой в лагерь.
К чекистским делам Ежов оказался причастен после убийства Кирова.
"Ежов вызвал меня к себе на дачу. Свидание носило конспиративный характер. Ежов передал указание Сталина на ошибки, допускаемые следствием по делу троцкистского центра, и поручил принять меры, чтобы вскрыть троцкистский центр, выявить явно невскрытую террористическую банду и личную роль Троцкого в этом деле", - докладывал Ягоде один из его заместителей Яков Агранов.
Мечта о мировой революции уехала вместе с Троцким, а предложить поднявшимся из грязи в князи деревенским люмпенам идею всеобщего равенства и братства не мог себе позволить даже сам Хозяин. Ему только и оставалось, что стрелять одних "красных бояр" для острастки других Марк Солонин, историк
До 1937 года Ежов не производил впечатления демонической личности. Он был общителен, галантен с дамами, любил стихи Есенина, охотно участвовал в застольях и плясал "русскую".
Писатель Юрий Домбровский, чьи знакомые знали Ежова лично, утверждал, что среди них "не было ни одного, кто сказал бы о Ежове плохо, это был отзывчивый, гуманный, мягкий, тактичный человек".
Надежда Мандельштам, познакомившаяся с Ежовым в Сухуми летом 1930 года, вспоминала о нем как о "скромном и довольно приятном человеке", который дарил ей розы и часто подвозил их с мужем на своей машине.
Тем удивительнее случившаяся с ним метаморфоза.
"Ежова заслуженно считают самым кровавым палачом в истории России. Но любой сталинский назначенец делал бы на его месте то же самое. Ежов не был исчадием ада, он был исчадием номенклатуры", - писал историк Михаил Восленский.
Большой террор
В советскую эпоху культивировалось мнение, что преступления режима целиком сводились к пресловутому 37-му году, а до и после все обстояло благополучно. При Хрущеве неофициально высказывалось предположение, будто на вождя просто нашло временное помрачение рассудка.
Настойчиво навязывалась мысль, что единственной виной Сталина были репрессии против номенклатуры.
Сталин бил по своим, по ветеранам партии и революции! За это мы его и осуждаем! Из доклада Никиты Хрущева на XX съезде КПСС
Александр Солженицын первым заговорил о том , что террор с 1918 по 1953 год не прекращался ни на день. По его мнению, единственное отличие заключалось в том, что в 37-м пришла очередь высокопоставленных коммунистов, их-то потомки и устроили шумиху вокруг "девятьсот проклятого". При этом над "ленинской гвардией" свершилась историческая справедливость, хотя казнили их не те, кто имел на это моральное право, и не за то, за что следовало.
Теперь можно сказать, что он был прав отчасти. События, с подачи британского историка Роберта Конквеста известные как "Большой террор" все-таки носили исключительный характер.
Из 799 455 человек, казненных с 1921-го по 1953 год по политическим мотивам, 681 692 человек расстреляли в 1937-1938 годах, причем на одного "верного ленинца" пришлись около ста простых людей. Если в другие периоды приговаривали к смерти примерно каждого двадцатого из арестованных, а остальные направлялись в ГУЛАГ, то во время Большого террора - почти каждого второго.
В самодержавной России с 1825 по 1905 год было вынесено 625 смертных приговоров, из которых приведен в исполнение 191. В ходе подавления революции 1905-1907 годов повесили и расстреляли около 2200 человек.
Именно в 1937 году массовый характер приняли жесточайшие пытки и избиения подследственных.
Вероятно, даже у представителей номенклатуры в связи с этим возникали вопросы, поскольку Сталин счел нужным 10 января 1939 года направить руководителям региональных партийных организаций и управлений НКВД шифрованную телеграмму, в которой говорилось: "Применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 г. с разрешения ЦК ВКП(б). ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь".
По вполне понятным причинам, потомки тысячи репрессированных крестьян никогда не привлекут к трагедии своих семей такого внимания, как потомки одного репрессированного члена политбюро Марк Солонин, историк
Кроме 680 тысяч расстрелянных, около 115 тысяч человек "скончались, находясь под следствием", иными словами, под пытками. Среди них был, например, маршал Василий Блюхер, своей пули не дождавшийся.
"Мы заметили на нескольких страницах протокола серо-бурые пятна. Назначили судебно-химическую экспертизу. Оказалось, кровь", - вспоминал заместитель главного военного прокурора Борис Викторов, занимавшийся в 1950-х годах пересмотром "дела Тухачевского".
Один из следователей в 1937 году с гордостью рассказывал коллегам, как в его кабинет зашел Ежов и спросил, признается ли арестованный. "Когда я сказал, что нет, Николай Иванович как развернется, и бац его по физиономии!".
Троякая цель
Во-первых, удар наносился по "ленинской гвардии", в глазах которой Сталин, несмотря на все славословия, оставался не богоподобным вождем, а первым среди равных.
Совершив ужасающие злодеяния против народа, эти люди в отношении себя привыкли к относительной свободе, неприкосновенности и праву на собственное мнение.
Владимирского князя Андрея Боголюбского, считающегося первым "самовластцем" на Руси, бояре осуждали (и впоследствии убили) за то, что он хотел сделать их "подручниками". Ту же задачу ставил перед собой Сталин, чтобы, по известному выражению Ивана Грозного, все были как трава, а он один как могучий дуб.
Коммунистическую партию Франции назвали после войны "партией расстрелянных". Но особенно подходит это название к ленинской партии большевиков Михаил Восленский, историк
Если в 1930 году среди секретарей обкомов и республиканских ЦК 69% были с дореволюционным партстажем, то в 1939-м 80,5% из них вступили в партию после смерти Ленина.
XVII съезд ВКП(б), состоявшийся в 1934 году и официально названный "съездом победителей", оказался "съездом обреченных": 1108 из 1956 делегатов и 97 из 139 избранных членов ЦК были казнены, еще пятеро покончили с собой.
Во-вторых, Сталин, по оценкам историков, решил "почистить страну" перед большой войной: после установления нелегитимной диктатуры, конфискации частной собственности, отмены всех политических и личных свобод, Голодомора и глумления над религией образовалось слишком много людей, жестоко обиженных советской властью.
"Необходимо было нанести упреждающий удар по потенциальной пятой колонне, застраховав существующий в стране режим от возможных потрясений в военное время", - пишет Алексей Павлюков.
"Это было своего рода подведение итогов. В число обиженных попала значительная часть населения страны. Их боялись. Сталин и его окружение хотели наперед обезопасить себя", - полагает историк Леонид Млечин.
"Страх перед надвигающейся войной был главным двигателем репрессий. Они считали, что надо убрать всех, кто вызывает сомнения", - заявил Млечину внук Молотова Вячеслав Никонов.
Ряд исследователей уверены, что Сталин войны не боялся, а целенаправленно и тщательно ее готовил, но в данном случае это неважно.
Судя по результатам, террор цели не достиг. По минимальным оценкам, не менее 900 тысяч советских граждан в годы войны служили неприятелю с оружием в руках.
Наши современники видят эту ситуацию по-разному. Одни утверждают, что правильно Сталин устроил 37-й год, и еще проявил излишнюю мягкость, не всех врагов уничтожил. Другие полагают, что лучше бы ему было застрелиться самому, и с учетом природы режима изменников оказалось на удивление мало.
Третья задача состояла в том, чтобы спаять нацию железной дисциплиной и страхом, заставить всех усердно трудиться за гроши, делать не то, что выгодно или приятно, а то, что нужно государству.
Диктатура пролетариата превратилась в диктатуру над народом, поголовно превращенным в пролетариат в самом прямом смысле слова - лишенный собственности и прав, делающий работу по усмотрению хозяина и получающий ровно столько, чтобы не умереть с голоду, или умереть, если так решит хозяин. Методику разработали еще в античной древности. Хитрость была в другом - заставить рабов хором, да еще с упоением петь: "Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек Игорь Бунич, историк
В 1940 году в СССР было принято такое свирепое антирабочее законодательство, какого не знали самые одиозные правые диктатуры.
Указ Президиума Верховного Совета от 26 июня "О запрещении самовольного ухода с предприятий и учреждений" вслед за лишенными паспортов колхозниками превратил в крепостных большинство населения страны и ввел уголовную ответственность за опоздание на работу свыше 20 минут.
За семь предвоенных лет в лагеря и тюрьмы в СССР было отправлено около шести миллионов человек. "Врагов народа" и уголовников среди них было примерно по 25%, а 57% составляли посаженные за опоздания, "запоротую" деталь, невыполнение обязательной нормы трудодней и другие подобные "преступления".
Указ от 2 октября "О государственных трудовых резервах" сделал платным обучение в старших классах средней школы, а для детей малоимущих с 14 лет предусматривал "фабрично-заводское обучение" в сочетании с выполнением взрослых норм выработки. Направление в ФЗУ официально именовалось "призывом", и за побег оттуда отправляли в лагеря.
По словам историка Игоря Бунича, после 1937 года Сталин создал своего рода государство-шедевр: все находились при деле, и никто не смел пикнуть.
"Славно поработали"
Та партия, которую создал Ленин, Сталина совершенно не устраивала. Крикливая лохмато-бородатая банда в кожанках, жадная и вечно пререкающаяся с руководством, постоянно мечтающая перенести центр мировой революции из такого некультурного и грязного места, как Москва, в Берлин или Париж, куда они под разными предлогами катались два-три раза в год - такая партия должна была уйти со сцены, и уйти быстро. Сталинская номенклатура была поставлена в другие рамки. Вознесенная продуманной системой привилегий на уровень жизни, немыслимый для народа, имея над этим народом фактически неограниченную власть, она прекрасно осознавала собственное ничтожество Игорь Бунич, историк
В феврале 1935 года Ежов был назначен одним из трех секретарей ЦК, ответственным за организационную и кадровую работу, и председателем Комиссии партийного контроля, с этого момента по количеству встреч со Сталиным уступая только Молотову.
Назначение наркомом внутренних дел 26 сентября 1936 года формально являлось для него понижением и было обусловлено особой ролью, отведенной ему Сталиным.
По оценкам историков, прежняя чекистская верхушка полагала, что основная работа уже проделана, и можно сбавить обороты. Переломить эти настроения и призван был Ежов.
Еще 1 декабря 1934 года, после убийства Кирова, президиум ЦИК СССР принял постановление, согласно которому дела "о подготовке или совершении террористических актов" должны были расследоваться "в ускоренном порядке", а смертные приговоры - приводиться в исполнение немедленно без права обжалования.
Судьбу людей стали решать "тройки", зачастую "пачками", без права на защиту, а нередко и в отсутствие обвиняемых.
Вместо ОГПУ и республиканских наркоматов внутренних дел был образован союзный НКВД.
Создателя ГУЛАГа и организатора дел против бывших соратников Ленина Генриха Ягоду Сталин, тем не менее, посчитал недостаточно энергичным и решительным. Тот сохранял остатки пиетета к "старой гвардии", по крайней мере, не желал пытать их.
25 сентября 1936 года Сталин, отдыхая в Сочи вместе с Андреем Ждановым, направил членам политбюро телеграмму: "Считаем абсолютно необходимым и срочным делом назначение тов. Ежова на пост наркомвнудела. Ягода явным образом оказался не на высоте своей задачи в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока. ОГПУ опоздало в этом деле на 4 года".
На следующий день назначение Ежова состоялось.
На первой встрече с руководящим составом наркомата он показал присутствующим два кулака: "Вы не смотрите, что я маленького роста. Руки у меня крепкие - сталинские. Буду сажать и расстреливать всех, невзирая на чины и ранги, кто посмеет тормозить дело с врагами народа".
Вскоре он написал докладную Сталину: "В НКВД вскрылось много недостатков, которые терпеть дальше никак нельзя. В среде руководящей верхушки чекистов все больше зреют настроения самодовольства, успокоенности и бахвальства. Вместо того, чтобы сделать выводы из троцкистского дела и покритиковать собственные недостатки, люди мечтают только об орденах за раскрытое дело".
Ежов сообщил, что выполнил поручение Сталина и пересмотрел списки арестованных по последним делам: "Стрелять придется довольно внушительное количество. Думаю, на это надо пойти и раз навсегда покончить с этой мразью".
В феврале-марте 1937 года состоялся пленум ЦК ВКП(б), который длился полторы недели - дольше, чем какой-либо иной за всю историю - и был практически целиком посвящен борьбе с "врагами народа". Большинство его участников вскоре сами были репрессированы, несмотря на то, что безоговорочно поддержали линию Сталина.
За несколько месяцев не помню случая, чтобы кто-нибудь из хозяйственников, руководителей наркоматов по своей инициативе позвонил бы и сказал: "Товарищ Ежов, что-то мне подозрителен такой-то человек". Чаще всего, когда ставишь вопрос об аресте предателя, троцкиста, товарищи, наоборот, пытаются защищать этих людей Из выступления Ежова на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б)
22 мая арест маршала Тухачевского положил начало массовой чистке командирского корпуса.
1 августа вступил в силу секретный приказ НКВД № 00447, который определял в "целевую группу" репрессий бывших "кулаков", "членов антисоветских партий", "участников повстанческих, фашистских, шпионских формирований", "троцкистов", "церковников".
Приказ устанавливал для всех регионов Советского Союза разнарядки по количеству арестованных и "осужденных по первой категории".
В документе было сказано, что "следствие проводится упрощенно и в ускоренном порядке", а главной его задачей является выявление всех связей арестованного.
На операцию выделялось 75 млн рублей.
Послушное орудие
Первые массовые расстрелы во исполнение приказа Ежова произошли на Бутовском полигоне в Подмосковье 8 августа 1937 года. В 1937-1938 годах только там были уничтожены около 20 тысяч человек.
Изначально планировалось расстрелять 76 тысяч и отправить в ГУЛАГ 200 тысяч человек, но от секретарей обкомов и начальников управлений НКВД посыпались просьбы "увеличить лимит". По имеющимся данным, Сталин никому не отказывал.
В 1950-х годах ходили слухи, будто на соответствующем обращении главы парторганизации Украины Никиты Хрущева он наложил резолюцию: "Уймись, дурак!", но доказательств этому нет.
В декабре НКВД рапортовал о предварительных итогах: 555 641 арестованных и 553 362 осужденных. Из них 239 252 приговорены к смертной казни (бывшие кулаки - 105 124, уголовники - 36 063, "остальные контрреволюционные элементы" - 78 237, без указания группы - 19 828), 314 110 - к заключению в лагерь или тюрьму (бывшие кулаки - 138 588, уголовники - 75 950, "остальные контрреволюционные элементы" - 83 591, без указания группы - 16 001).
В общей сложности за 18 месяцев НКВД арестовал по политическим мотивам 1 млн. 548 тыс. 366 человек. Расстреливали в среднем по полторы тысячи человек в день. Только за "шпионаж" в 1937 году казнили 93 тысячи человек.
Очень многие считали, что зло исходит от маленького человека, которого звали "сталинским наркомом". На самом деле все было наоборот. Конечно, Ежов старался, но дело не в нем Илья Эренбург, писатель
Сталин подписал 383 списка на "санкции первой категории", содержавших 44 465 фамилий. Лишь за один день 12 декабря 1938 года Сталин и Молотов послали на смерть 3167 человек.
На очередном выбитом следователями признании Сталин наложил резолюцию: "Лиц, отмеченных мною в тексте буквами "Ар.", следует арестовать, если они уже не арестованы". На поданном Ежовым списке людей, которые "проверяются для ареста": "Не проверять, а арестовать нужно".
Молотов написал на не удовлетворивших его показаниях старого партийца: "Бить, бить, бить".
В 1937-1938 годах, согласно "Журналу посещений", Ежов побывал у вождя почти 290 раз и провел у него в общей сложности около 850 часов.
Георгий Димитров записал в дневнике, что на банкете 7 ноября 1937 года Сталин сказал: "Мы не только уничтожим всех врагов, но и семьи их уничтожим, весь их род до последнего колена".
Как писал в воспоминаниях Никита Хрущев, Ежов "понимал, что Сталин им пользуется как дубинкой, и заливал свою совесть водкой".
На торжественном собрании в честь 20-летия ЧК-ОГПУ-НКВД в декабре 1937 года с докладом выступил Анастас Микоян: "Учитесь у товарища Ежова, как он учился и учится у товарища Сталина. Славно поработал НКВД за это время!".
Козел отпущения
Сталин ласково звал приближенного "Ежевичкой", часто приглашал на дачу и играл с ним в шахматы.
27 октября 1936 года Ежов был введен в политбюро на правах кандидата, 27 января 1937 года получил новое звание генерального комиссара государственной безопасности с маршальскими звездами на синих петлицах, 17 июля - орден Ленина. Город Сулимов на Северном Кавказе переименовали в Ежово-Черкесск.
"Народный поэт Казахстана" Джамбул сочинил поэму: "Всех змей ядовитых Ежов подстерег и выкурил гадов из нор и берлог!". Кукрыниксы опубликовали в "Правде" знаменитый рисунок "Ежовые рукавицы", на котором нарком душил трехглавую гидру со свастикой на конце хвоста.
Барская любовь, тем более любовь диктатора, недолга. Смена команды имела для Сталина очевидный плюс: на Ежова и его людей можно было переложить ответственность за все "перегибы" и ошибки. И люди видели, как справедлив Сталин, как ему трудно, когда вокруг столько врагов Леонид Млечин, историк
Однако уже в начале 1938 года Ежов начал выходить из фавора.
Как свидетельствовал бывший высокопоставленный чекист Михаил Шрейдер, как-то после выпивки на даче нарком разоткровенничался с подчиненными: "Вся власть в наших руках. Кого хотим, казним, кого хотим - милуем. Нужно, чтобы все, начиная от секретаря обкома, под тобой ходили".
По мнению исследователей, Сталину не понравились попытки Ежова издать под своей фамилией книгу, превозносившую его борьбу с "зиновьевщиной", и сделаться по совместительству редактором журнала "Партийное строительство", а также его предложение переименовать Москву в Сталинодар. Вождь полагал, что наркому надлежит заниматься своим делом, а не саморекламой.
Но главная причина опалы заключалась в известной фразе: "Мавр сделал свое дело - мавр может уйти".
Последний раз похвалы в адрес Ежова прозвучали с высокой трибуны из уст секретаря ЦК Андрея Жданова на торжественном собрании в день очередной годовщины смерти Ленина в январе 1938 года.
9 января ЦК принял постановление "О фактах неправильного увольнения с работы родственников лиц, арестованных за контрреволюционные преступления", а 14 января - "Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии". На состоявшемся в тот же день пленуме фамилия Ежова не упоминалась, но выступавшие призывали "не обвинять людей огульно" и "отличать ошибающихся от вредителей".
8 апреля Ежова сделали по совместительству наркомом водного транспорта, где еще дали возможность пошуметь в связи с "методом стахановца Блиндмана".
22 августа первым заместителем Ежова был назначен Лаврентий Берия , который сразу начал брать управление на себя. Приказы по наркомату стали выходить за двумя подписями.
В ноябре начальник Ивановского управления НКВД Валентин Журавлев направил в политбюро письмо с обвинениями в адрес Ежова, на что в тогдашних условиях не решился бы без отмашки сверху.
Враги народа, пробравшиеся в органы НКВД, извращали советские законы, проводили массовые необоснованные аресты, в то же время спасая своих сообщников, в особенности засевших в органах НКВД Из постановления ЦК ВКП(б) от 17 ноября 1938 г.
Журавлев вскоре возглавил столичное управление, а по итогам обсуждения письма 17 ноября было принято разгромное постановление.
23 ноября Ежов подал Сталину просьбу об отставке, в которой просил "не трогать моей 70-летней старухи-матери". Письмо заканчивалось словами: "Несмотря на все эти большие недостатки и промахи в моей работе, должен сказать, что при повседневном руководстве ЦК НКВД погромил врагов здорово".
25 ноября Ежова освободили от должности наркома внутренних дел (сообщение в "Правде" и "Известиях" появилось лишь 9 декабря).
Примерно за две недели до удаления с Лубянки Сталин приказал Ежову передать лично ему весь компромат на высших руководителей.
10 января 1939 года председатель Совнаркома Молотов объявил Ежову официальный выговор за опоздания на работу. Предвидя конец, тот сильно пил.
9 апреля Ежова сняли с поста наркома водного транспорта. На следующий день он был арестован лично Берией в кабинете секретаря ЦК Георгия Маленкова и отправлен в Сухановскую спецтюрьму.
В определенных кругах общества у Берия с тех пор была репутация человека, восстановившего "социалистическую законность Яков Этингер, историк
Вышли на свободу около 150 тысяч человек, в основном, нужных государству технических специалистов и военных, в том числе будущие полководцы Великой Отечественной войны Константин Рокоссовский, Кирилл Мерецков и Александр Горбатов. Но были и простые люди, например, дедушка Михаила Горбачева.
По сравнению с масштабами репрессий это являлось каплей в море. Но пропагандистский эффект был отчасти достигнут: справедливость торжествует, у нас зря не сажают!
4 февраля 1940 года Ежов был расстрелян. Его обвинили в работе на польскую и германскую разведку, подготовке государственного переворота и убийства Сталина, якобы планировавшихся на 7 ноября 1938 года, а также в гомосексуализме, который с 1935 года признавался в СССР уголовным преступлением.
Как большинство арестованных высокопоставленных партийцев, Ежов усиленно каялся. "Несмотря на суровость выводов, которые заслужил и принимаю по партийному долгу, заверяю тебя по совести в том, что преданным партии, т. Сталину останусь до конца", - написал он Берии из Сухановки.
Накануне суда в тюрьму приехал Берия и имел с Ежовым разговор с глазу на глаз.
"Вчера еще в беседе с Берией он мне сказал: "Не думай, что тебя обязательно расстреляют. Если ты сознаешься и расскажешь все по-честному, тебе жизнь будет сохранена", - заявил Ежов в последнем слове.
Он также назвал "врагами народа" маршалов Буденного и Шапошникова, наркома иностранных дел Литвинова и генерального прокурора Вышинского, а также сообщил, что "почистил 14 тысяч чекистов, но моя огромная вина заключается в том, что я мало их почистил". На самом деле, число арестованных при Ежове работников НКВД составило 1862 человека.
По утверждению генерала госбезопасности Павла Судоплатова, Ежов, когда его вели на казнь, пел "Интернационал".
Жена Ежова журналистка Евгения Хаютина, известная дружбой, а по слухам, и романами с Исааком Бабелем и Михаилом Шолоховым, 21 ноября 1938 года приняла яд. Брат Иван, сестра Евдокия и племянники Виктор и Анатолий были расстреляны.
Кочегары-чекисты, работая у топок круглосуточно, с упоением и энтузиазмом, окончив вахту, также превращались в топливо для котлов огромного корабля. Сколько их, сверкая синевой петлиц, хромом начищенных сапог, скрипя новыми портупеями, спускались в кочегарку, не понимая, что им уже никогда не выйти на палубу Игорь Бунич, историк
По необъяснимой прихоти Сталина другого брата, Александра, не только не тронули, но и оставили на должности начальника отдела наркомата образования РСФСР.
Приемная дочь Ежовых Наталья, в шесть лет отправленная в спецприемник для детей "врагов народа", в 1988 году обратилась в Военную коллегию Верховного суда СССР с просьбой о реабилитации отца. Суд отказал, отметив в постановлении, что Ежов, хотя и не являлся заговорщиком и шпионом, совершил тяжкие преступления.
Достоверно неизвестно, подвергался ли Ежов избиениям и пыткам.
В отличие от его собственных жертв, с ним расправились тайно. Не было ни митингов разгневанных трудящихся, ни даже информации в газетах об аресте и приговоре. Лишь Хрущев впоследствии сообщил, не вдаваясь в детали, что "Ежов получил по заслугам".
В 1940 году бывшие подчиненные "железного наркома" распространили о нем в народе два слуха: что он впал в буйное помешательство и сидит на цепи в сумасшедшем доме, и что он повесился, прикрепив на грудь табличку "Я - г…о".
У «кровавого карлика» в двух браках детей не было...
В августе 94-го мы с женой провожали в последний путь нашего лучшего друга - профессора, лауреата Ленинской премии Марка Юффа, всю жизнь отдавшего науке о гирокомпасах. Кремация проходила на Донском кладбище. На обратном пути мы обратили внимание на довольно помпезный памятник некой Евгении Соломоновне Ежовой. Может быть, остановило нас именно отчество? Кто она? Неужели жена того самого страшного Ежова? Что же могло произойти с молодой женщиной, умершей 21 ноября 1938 года, когда Ежов был еще на вершине власти и славы?
Никто из присутствующих ответить на эти вопросы не мог. Однако мы живем в годы, когда тайны Сталина и его камарильи постепенно становятся достоянием гласности…
В сентябре 1936 года Сталин назначил своего фаворита Николая Ивановича Ежова наркомом внутренних дел вместо смещенного и позднее расстрелянного Генриха Ягоды. Все заместители бывшего наркома, а также начальники основных управлений получили мандаты на бланках ЦК и отправились «проверять политическую надежность соответствующих обкомов». Мест назначения, указанных в мандатах, ни один из них, естественно, не достиг. Все они были тайно высажены из вагонов на первых же подмосковных станциях и доставлены на автомобилях в тюрьму. Там их расстреляли, даже не заводя уголовных дел. Так началось безвременье, которое с легкой руки Роберта Конквеста было названо впоследствии эпохой Большого террора.
Идея бессудного уничтожения потенциальных противников известна с древности. Сталин лишь хорошо усвоил ее и широко применял на практике. Еще в июне 1935 года в беседе с Роменом Ролланом Сталин говорил: «Вы спрашиваете, почему мы не делаем публичного судопроизводства над преступниками-террористами? Возьмем, например, дело убийства Кирова… Сто человек, которых мы расстреляли, не имели с точки зрения юридической непосредственной связи с убийцами Кирова… Чтобы предотвратить возможные злодеяния, мы взяли на себя неприятную обязанность расстрелять этих господ. Такова уж логика власти. Власть в подобных случаях должна быть сильной, крепкой и бесстрашной. В противном случае она - не власть, и не может быть признана властью. Французские коммунары, видимо, не понимали этого, они были слишком мягки и нерешительны, за что их и порицал Карл Маркс. Поэтому они и проиграли. Это урок для нас».
Читая рассекреченную ныне стенограмму сталинской беседы с Ролланом, выполненную переводчиком Александром Аросевым, впоследствии репрессированным, удивляешься многому. Но особенно поражают два момента. Во-первых, как гуманист Роллан, пусть даже симпатизант СССР, мог сочувственно выслушивать людоедские рассуждения Сталина о необходимости введения смертной казни для детей, начиная с двенадцатилетнего возраста? И, во-вторых, почему писатель, который вроде бы хотел как можно больше узнать о Советском Союзе и его вожде, почти все время говорил сам, оставляя собеседнику лишь паузы для коротких реплик? Видимо, спешил очаровать его. Почти то же самое повторилось через два года, во время визита в Москву Лиона Фейхтвангера.
Николай Ежов - портрет вблизи...
Но вернемся к Ежову. Сталин долго присматривался к людям в своем окружении, ища замену болтливому и амбициозному Ягоде, к тому же связанному родственными отношениями с ненавистным вождю кланом Свердловых. В Ежове он разглядел, помимо очевидной для всех гипертрофированной исполнительности, не востребованные до поры задатки не рассуждающего палача, безжалостного, не знающего пощады, наслаждающегося неограниченной властью над людьми. Именно Сталин, этот прекрасный психолог, взял себе в малюты скуратовы «кровавого карлика». Росту в Ежове был 151 сантиметр…
По данным словаря Джин Вронской и Владимира Чугуева «Кто есть кто в России и бывшем СССР», «Ежов был поднят Сталиным на щит со специальной целью устроить кровавую баню… Согласно хорошо его знавшим, к концу своего правления он полностью зависел от наркотиков. Даже по сравнению с Ягодой, который, как говорят, «расстреливал собственными руками и наслаждался зрелищем»… Ежов выделяется как кровавый палач, одна из наиболее зловещих фигур сталинской эпохи… Потрясающие преступления Ежова были полностью расследованы лишь после 1987 года».
Интересно, что о его предшественнике Ягоде известно сегодня многое. О Берии, сменившем хозяина «ежовых рукавиц», - чуть ли не все. А о самом Ежове - очень мало. Почти ничего - о человеке, уничтожившем миллионы своих сограждан!
Справа - самый маленький, но жутко исполнительный
Известный писатель Лев Разгон, муж дочери одного из видных чекистов Глеба Бокия - Оксаны, сам отмотавший в сталинских лагерях семнадцать лет, впоследствии вспоминал: «Мне раза два приходилось сидеть за столом и пить водку с будущим «железным наркомом», именем которого вскоре стали пугать детей и взрослых. Ежов совсем не был похож на вурдалака. Он был маленьким, худеньким человеком, всегда одетым в мятый дешевый костюм и синюю сатиновую косоворотку. Сидел за столом тихий, немногословный, слегка застенчивый, пил мало, не влезал в разговор, а только вслушивался, слегка наклонив голову».
Судя по последним публикациям в российской исторической печати, биография Ежова выглядит примерно так. Он родился 1 мая 1895 года. О его родителях достоверно ничего не известно. По некоторым сведениям, отец его был дворником у домовладельца. В школе Николай проучился два или три года. В анкетах писал: «незаконченное низшее»! В 1910 году его отдали в ученики к портному. Исследователь Борис Брюханов утверждает: «В бытность у портного Ежов, как он потом сам признавался, с пятнадцати лет пристрастился к мужеложству и отдавал дань сему увлечению до конца жизни, хотя одновременно проявлял немалый интерес и к женскому полу». Через год он поступил слесарем на завод.
Всю Первую мировую Ежов прослужил в нестроевых частях, скорее всего из-за малого роста. После запасного батальона в 1916 году его перевели в артиллерийские мастерские Северного фронта, которые дислоцировались в Витебске. Там же в мае 1917 года Ежов примкнул к большевикам. После стихийной демонстрации царской армии он стал слесарем в мастерских Витебского железнодорожного узла, а потом перешел на стекольный завод под Вышним Волочком. Вот и вся его трудовая деятельность.
Редкая фотография молодого Ежова без газетной ретуши
В мае 1919 года его призвали в Красную Армию, и он попал на базу радио-формирований в Саратов, где готовили радиоспециалистов. Тут, видимо, не последнюю роль сыграло его членство в партии. Несмотря на малограмотность, Ежова зачислили делопроизводителем при комиссаре управления базой, а уже в сентябре он стал комиссаром радио школы, переведенной вскоре, в связи с наступлением Александра Колчака, в Казань. Через полтора года, в апреле 1921-го, Ежова назначили комиссаром базы.
Выполнение комиссарских обязанностей Николай Иванович совмещал с работой в агитпроме Татарского обкома РКП(б). Скрытный и честолюбивый, он уже тогда подумывал о переходе на партийную работу. К тому же появились неплохие связи в Москве. 20 февраля 1922 года Оргбюро ЦК РКП(б) рекомендовало Ежова на должность секретаря парторганизации Марийской автономной области. Перед ним открылась дверь в номенклатуру, его приобщили к элите партфункционеров.
Но, наверное, он так и прокантовался бы всю жизнь вдалеке от Москвы, если бы не редкостное его умение заводить полезные знакомства. Человеком, которому Ежов понравился и который помог ему перебраться в столицу, был Иван Михайлович Москвин, в ту пору заведующий Орграспредотделом ЦК. Этот отдел, возглавляемый Москвиным, занимался в основном тем, что везде, где только было возможно, внедрял людей, лично преданных Сталину, в то время как революционеры-«романтики» - такие, как Лев Троцкий, Лев Каменев, Григорий Зиновьев, Николай Бухарин и другие - тратили время в дискуссиях о путях развития государства и партии. Именно партийные кадры, подобранные Москвиным, в дальнейшем обеспечивали Сталину необходимый перевес при голосованиях на любом уровне.
Иван Михайлович Москвин, заведующий Орграспредотделом ЦК первым пригрел Ежова
Тот же Лев Разгон, близко знавший Москвина, ставшего отчимом Оксаны, довольно подробно рассказывает об этом своеобразном человеке. Профессиональный революционер, большевик с 1911 года, он был участником знаменитого совещания в петроградской организации 16 октября 1917 года, когда решался вопрос о вооруженном восстании. Членом ЦК его избрали на ХІІ съезде партии. Характер у него был суровый, трудный. Как многие ответственные работники того времени, он целиком отдавался «делу», проявляя принципиальность и твердость в отстаивании своего мнения.
Так вот, подбирая, как всякий большой руководитель, «свою» команду, Москвин, работавший некоторое время в Северо-Западном бюро ЦК РКП(б), вспомнил о Ежове. Но брать его под свое крыло не спешил, очевидно, наводил справки по своим каналам. Только через полтора года, в июле 1927-го, он взял Ежова в свой отдел, сначала инструктором, потом помощником, потом заместителем.
Разгон свидетельствует: жена Москвина Софья Александровна держала, как говорится, открытый дом, в котором, несмотря на необщительный характер ее мужа, собиралась иной раз большевистская элита. К Ежову она относилась с особенной теплотой. Бывший туберкулезник, он казался ей неухоженным и не накормленным. Когда Ежов приходил к Москвиным, Софья Александровна тотчас принималась угощать его, ласково приговаривая: «Воробушек, ешьте вот это. Вам надо больше есть, воробушек…». Воробушком она называла этого упыря!
Железная гвардия Сталина «Воробышка» не затерла, а стерла в порошок. Позже...
Впрочем, он умел расположить к себе сослуживцев и нередко пел в компании задушевные русские песни. Рассказывали, что когда-то в Петрограде профессор консерватории прослушал его и сказал: «У тебя есть голос, но нет школы. Это преодолимо. Но непреодолим твой маленький рост. В опере любая партнерша будет выше тебя на голову. Пой как любитель, пой в хоре - там твое место».
Понятно, что не пение расположило Москвина к Ежову, во всяком случае, не только пение. Ежов был по-своему незаменим. В любую минуту дня и ночи он мог дать руководству нужную справку по кадровым вопросам. Ежов очень старался, просто из кожи лез. Он понимал: не угодишь Ивану Михайловичу - загонят куда-нибудь в глухомань… В этот период Москвин дал Ежову в частном разговоре следующую характеристику: «Я не знаю более идеального работника, чем Ежов. Вернее, не работника, а исполнителя. Поручив ему что-нибудь, можно не проверять и быть уверенным - он все сделает. У Ежова есть только один, правда существенный, недостаток: он не умеет останавливаться. Иногда существуют такие ситуации, когда невозможно что-то сделать, надо остановиться. Ежов - не останавливается. И иногда приходится следить за ним, чтобы вовремя остановить…».
Работая в Орграспредотделе, Ежов стал попадаться на глаза Сталину, особенно в дни отсутствия или болезни Москвина. После ухода Москвина из ЦК Ежов занял его место. Именно в ту пору Сталин и обратил на него внимание и сделал его главным исполнителем своего плана Большого террора.
Николая Ежов (крайний справа) даже голосовал с вождем
Став наркомом, Ежов не забыл своего благодетеля. 14 июня 1937 года Москвин был арестован по обвинению в причастности к «контрреволюционной масонской организации Единое трудовое братство». Никакого «братства», разумеется, в природе не было, но ни Ежова, ни Сталина такие мелочи никогда не смущали (арест ответственных работников такого уровня без санкции Сталина не проводился). 27 ноября Военная коллегия Верховного Суда СССР (Москвин сроду не был военным!) приговорила его к расстрелу. Приговор был исполнен в тот же день. Естественно, пошла в ссылку и хлебосольная Софья Александровна, выкормившая таки «воробушка», отправился по этапу Лев Разгон. Трагедия!
Ах, милая либеральная российская интеллигенция! Все мы: тот же Разгон, Евгения Гинзбург, Юрий Домбровский и многие-многие другие научились воспринимать ленинско-сталинский террор как невероятных масштабов трагедию всей страны лишь с момента своего ареста, не раньше. Умудрялись не замечать массовых расстрелов бывших царских офицеров, вчерашних врачей, инженеров, юристов. Не придавать значения уничтожению ученых и чиновников Петрограда - их погрузили на баржи и утопили в Финском заливе. Принимать как должное расстрелы заложников, взятых из семей предпринимателей и купцов, а также преследование и уничтожение до седьмого колена дворянских родов России. Всему находили оправдание: те - царские прислужники, те - белые офицеры, а те и вовсе кулаки-мироеды… И так, пока кровь не начала затоплять и наши гнезда…
А у Николая Ивановича Ежова тем временем все вроде бы складывалось как нельзя лучше: его «избрали» секретарем ЦК ВКП(б), председателем Комиссии партийного контроля при ЦК, членом Исполкома Коминтерна… В сентябре 1936 года он занял кресло наркома внутренних дел СССР и вскоре получил звание Генерального комиссара государственной безопасности (по-военному - маршала). А кроме того, у него появилась новая молодая, красивая и обаятельная жена - Евгения Соломоновна.
И таким пришел в наркомы...
Встретились они, когда ей было двадцать шесть лет, в Москве, куда Евгения Соломоновна приехала, выйдя замуж вторым браком за Алексея Гладуна, дипломата и журналиста.
Сам Николай Иванович тоже был тогда женат. Женился он еще в Казани, будучи комиссаром радио школы. Его супругой стала Антонина Алексеевна Титова, на два года его моложе, бывшая студентка Казанского университета, вступившая в 1918 году в партию и работавшая техническим секретарем в одном из райкомов. Вместе с Ежовым она переехала в Красно-Кокшайск (бывший Царево-Кокшайск, ныне Йошкар-Ола), куда перевели Николая Ивановича. Затем с ним же отправилась в Семипалатинск, а потом, уже самостоятельно, на учебу в Москву, в сельскохозяйственную академию. Ежов до поры оставался в Семипалатинске и встречался с женой лишь во время нечастых командировок в столицу. Когда он перебрался в Москву, они стали жить вместе и вместе же работали в Орграспредотделе.
И вот Ежов встретил Евгению Соломоновну. Брак его распался. В те годы это делалось быстро и просто. Согласия второй стороны не требовалось. Интересно, что после развода с Ежовым Антонина Алексеевна в 1933 году закончила аспирантуру, доросла до заведующей отделом во ВНИИ свекловичного полеводства и даже выпустила в 1940 году книгу «Организация работы звеньев в свеклосеющих совхозах». В 1946 году она ушла на скудную пенсию по болезни, прожила после этого больше сорока лет и умерла на девяносто втором году жизни в сентябре 1988 года. Репрессиям ни в период «ежовщины», ни позднее не подвергалась.
Нарком Ежов. Редкое фото в 25 лет
Вторая жена Ежова Евгения Файгенберг родилась в Гомеле в многодетной еврейской семье. Была она очень смышленой, не по годам развитой девочкой. Много читала и уносилась в мечтах в далекое и обязательно значительное будущее. Писала стихи, училась музыке и танцам. Едва переступив порог брачного возраста, вышла замуж, стала Хаютиной и вместе с мужем переехала в Одессу. Там она сблизилась с талантливой молодежью. В числе ее знакомых были Илья Ильф, Евгений Петров, Валентин Катаев, Исаак Бабель, с которыми она сохранила дружбу и в Москве. Некоторое время она работала в знаменитой газете «Гудок». С Хаютиным скоро разошлась, выйдя замуж за Гладуна, а затем, как мы уже знаем, стала женой Ежова.
Жизнерадостная, общительная, она устроила салон, гостями которого были известные писатели, поэты, музыканты, художники, артисты, дипломаты. Николай Иванович к художественным и прочим увлечениям жены относился равнодушно. Как тогда было принято, он работал до глубокой ночи, между тем как «Женечка» Ежова принимала откровенные ухаживания Исаака Бабеля, автора знаменитой «Конармии» и «Одесских рассказов». Замечали ее и на кремлевских банкетах, где она музицировала и танцевала. Правда (как выяснилось на следствии), в то время сам Ежов вступил в интимные отношения с ее подругой, а заодно, по старой привычке, и с мужем этой подруги.
Вскоре был арестован бывший муж «Женечки» Алексей Гладун. В материалах его следственного дела имеется запись о том, что именно он - через Евгению Соломоновну! - завербовал Ежова в «антисоветскую организацию». Гладуна, конечно, расстреляли как троцкиста и шпиона.
Вторая жена Евгения Соломоновна и приемная дочь Наташа
Несмотря на то, что из окружения Евгении Соломоновны частенько «выпадали» те или другие фигуранты, она никогда ни с какими просьбами к мужу не обращалась, прекрасно понимая, что это безнадежно. Известно, правда, одно исключение. Писатель Семен Липкин в книге «Жизнь и судьба Василия Гроссмана» свидетельствует, что перед войной Гроссман влюбился в жену литератора Бориса Губера, и она вместе с детьми перебралась к нему. Когда Губера арестовали, вскоре взяли и Ольгу Михайловну. Тогда Гроссман написал Ежову письмо, в котором указал, что Ольга Михайловна - его жена, а не Губера, и потому не подлежит аресту. Казалось бы, это само собой разумеется, но в 1937 году только очень храбрый человек осмелился бы написать такое письмо главному палачу государства. И, к счастью, письмо подействовало: просидев около полугода, Ольга Михайловна была выпущена на волю. Это, как говорится, к слову.
А вот Евгения Соломоновна Ежова с весны 1938-го начала без видимых причин прихварывать. Исчезла ее жизнерадостность, она перестала появляться на кремлевских застольях. Погас манящий огонек ее литературного салона. В мае она уволилась из редакции журнала «СССР на стройке», где была заместителем редактора, и впала в болезненную депрессию. В конце октября Ежов поместил ее в подмосковный санаторий имени Воровского. На ноги была поставлена вся медицинская Москва. Лучшие врачи дежурили у постели больной. Но, не пробыв в санатории и месяца, Евгения Соломоновна скончалась. И - потрясающе! - в акте вскрытия указано: «Причина смерти - отравление люминалом». А где же врачи, медсестры, сиделки? Что произошло - самоубийство или убийство? Некому ответить: кто посмел бы копаться в семейных делах «кровавого карлика»?
Больше всех горевала о смерти Евгении Соломоновны маленькая Наташа - приемная дочь Ежовых. Своих детей у него ни от первого, ни от второго брака не было. В 1935-м Ежовы удочерили трехлетнюю девочку, взятую в одном из детских домов. Прожила она у них всего четыре года. После смерти Евгении за ней ходила няня, а когда арестовали Ежова, Наташу снова отправили в детский дом, в Пензу. В ее документы внесли поправку: Наталия Николаевна Ежова стала Наталией Ивановной Хаютиной. В Пензе она училась в ПТУ, работала на часовом заводе, потом окончила музыкальную школу по классу аккордеона и уехала в Магаданскую область - учить музыке детей и взрослых. Она и сейчас, кажется, живет на Дальнем Востоке.
Маленькая Наташа Хаютина, счастливая приемная дочь
Бабеля арестовали, когда Ежов уже находился под следствием. Ясно, что оперативный материал, предшествующий его аресту, был подготовлен с ведома не только Ежова, но и самого Сталина: уж слишком заметной фигурой был Бабель. В приговоре записано: «Будучи организационно связанным по антисоветской деятельности с женой врага народа Ежовой-Гладун-Хаютиной-Файгенберг, последней Бабель был вовлечен в антисоветскую деятельность, разделяя цели и задачи этой антисоветской организации, в том числе и террористические акты… в отношении руководителей ВКП(б) и Советского правительства». Бабеля расстреляли 27 января 1940 года (по другим данным - 17 марта 1941-го).
Ежов был арестован 10 апреля 1939 года и сразу препровожден в Сухановскую тюрьму - пыточный филиал известной Лефортовской. О ходе и методах следствия по его делу пока никаких материалов не появилось, но известно, что в его досье подшита странная записка Евгении, которую он хранил со времени смерти: «Колюшенька! Очень тебя прошу, настаиваю проверить всю мою жизнь, всю меня… Я не могу примириться с мыслью о том, что меня подозревают в двурушничестве, в каких-то не содеянных преступлениях».
Ее начали подозревать в предосудительных связях, когда Ежов еще был у власти. Скорее всего, это люди Сталина, готовя компромат на Ежова, разрабатывали версию выхода на его жену, связанную знакомством со множеством людей, уже расстрелянных по сфабрикованным материалам. Вот откуда депрессия и эта паническая записка. Видимо, поняв, что ее не оставят в покое, она приняла решение о самоубийстве...
Дочь наркома Ежова Наталья Хаютина с портретом приемного папы
...Из недавнего сообщения доктора исторических наук Сергея Кулешова: «…При обыске в кабинета Ежова в сейфе обнаружены две сплющенные револьверные пули, завернутые в бумажки с надписями «Каменев», «Зиновьев». Видимо, пули были вынуты из тел расстрелянных»...
2 февраля 1940 года Военная коллегия Верховного Суда СССР приговорила Ежова к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение через два дня...
Семен БЕЛЕНЬКИЙ, «Заметки по еврейской истории»
Ежов Николай Иванович (19 апреля (1 мая) 1895 – 4 февраля 1940) – глава сталинского НКВД с 1936 по 1938, во время самого страшного периода Большого террора . Эпоха его руководства карательными органами известна под названием «ежовщины», появившимся во время кампании десталинизации 1950-х годов. После проведения массовых арестов и расстрелов в широчайшем масштабе Ежов сам стал жертвой сталинской карательной машины. Он был арестован, под пытками сознался в «антисоветской деятельности» и подвергся казни.
Нарком НКВД Николай Иванович Ежов. Фото 1937
Молодость и партийная карьера
Отец Николая Ежова был выходцем из Тульской губернии (село Волохонщино близ Плавска), но попал на военную службу в Литву и остался там, женившись на литовке. Согласно официальной советской биографии, Николай Ежов родился в Санкт-Петербурге, однако, по архивным данным, вероятнее, что местом его рождения была Сувалкская губерния (на границе Литвы и Польши). В анкете 1920-х он писал, что немного умеет говорить по-польски и по-литовски.
Ежов имел лишь начальное образование. С 1906 по 1915 он работал учеником портного и слесаря. Во время Первой Мировой войны , в 1915 Ежов добровольцем пошёл на фронт, но уже через пару месяцев, легко раненный, был признан негодным к строевой службе из-за малого роста и отправлен в тыловую артиллерийскую мастерскую в Витебск.
По утверждению самого Ежова, в партию большевиков он вступил в мае или даже марте 1917 в Витебске. Однако архивные документы показывают, что это произошло лишь в августе 1917. Осенью 1917 он заболел, был уволен из армии в полугодовой отпуск, уехал к родителям в Тверскую губернию и устроился там работать на стекольный завод. В апреле 1919 его призвали в Красную армию и направили на саратовскую базу радиоформирований. Там он вскоре продвинулся в комиссары, а в 1921 стал заместителем заведующего агитационно-пропагандистским отделом Татарского обкома РКП(б). В июле 1921 Ежов женился марксистке на Антонине Титовой и вскоре переехал с нею в Москву. За «непримиримость» к партийной оппозиции Ежова стали быстро возвышать в чинах. В 1922 он работал ответственным секретарём Марийского обкома РКП(б), а затем – в Семипалатинском губкоме, Киргизском обкоме и Казакском крайкоме. Став делегатом XIV съезда партии, Ежов познакомился там с видным чиновником И. Москвиным, который вскоре занял пост начальника Орграспредотдела ЦК ВКП(б). В начале 1927 года Москвин взял к себе Ежова инструктором.
С 1929 по ноябрь 1930, в самую жаркую пору коллективизации , Ежов занимал довольно видный пост заместителя наркома сельского хозяйства. В ноябре 1930 года он занял место Москвина во главе Орграспредотдела и лично познакомился со Сталиным . Всегда придававший огромное значение расстановке партийных кадров Сталин стал близко контактировать с Ежовым. Тот неуклонно выполнял все указания Вождя.
В 1934 году Ежов был избран в ЦК , а в следующем году стал его секретарем. С февраля 1935 по март 1939, он был также председателем Комиссии партийного контроля при ЦК.
В «Письме старого большевика» (1936), написанной Борисом Николаевским, есть описание Ежова, каким он был в то время:
За всю свою долгую жизнь, я никогда не встречал такой отталкивающей личности, как Ежов. Когда я смотрю на него, то вспоминаю гадких мальчишек с Растеряевой улицы, чьим любимым занятием было привязать кусок смоченной в керосине бумаги к хвосту кошки, поджечь его, а потом с восторгом смотреть, как охваченное ужасом животное будет носиться по улице, отчаянно, но тщетно пытаясь убежать от приближающегося пламени. Я не сомневаюсь, что в детстве Ежов забавлялся именно такими вещами, и что он сейчас продолжает проделывать нечто подобное.
(Цитата приводится в обратном переводе с английского.)
Однако Надежда Мандельштам , встречавшая Ежова в Сухуми в начале тридцатых годов, ничего зловещего в его манерах или внешности не заметила. По её впечатлению он выглядел скромным и довольно приятным человеком. Ежов был низенького роста (151 см.). Те, кто знал его наклонность к садизму, называли его между собой Ядовитым Карликом или Кровавым Карликом .
Учитель и ученик: Сталин и Ежов
«Ежовщина»
Переломным моментом в жизни Ежова стало убийство коммунистического наместника Ленинграда, Кирова . Сталин использовал это убийство как предлог для усиления политических репрессий, и главным их проводником решил сделать Ежова. Ежов фактически возглавил следствие по убийству Кирова и помог сфабриковать обвинения в причастности к нему бывших лидеров партийной оппозиции – Каменева , Зиновьева и других. Когда Ежов успешно справился с этой задачей, Сталин возвысил его ещё больше.
26 сентября 1936 года, после увольнения Генриха Ягоды , Николай Иванович стал главой наркомата внутренних дел (НКВД) и членом ЦК. Это назначение, на первый взгляд, не предполагало усиления террора: в отличие от Ягоды, Ежов не был тесно связан с «органами». Ягода пал потому, что он медлил с репрессиями против старых большевиков, которые желал усилить Сталин. Но для возвысившегося лишь недавно Ежова разгром старых большевицких кадров и истребление самого Ягоды – потенциальных или воображаемых врагов Сталина – не представляли личных затруднений. Ежов был предан лично Сталину, а не большевизму и не органам госбезопасности. Как раз такой кандидат и нужен был в тот момент Вождю Народов.
25 сентября находившийся в отпуске Сталин отправил вместе со Ждановым шифрограмму в Москву. Он указал там, что Ягода «опоздал… на четыре года» «в деле разоблачения троцкистско-зиновьевского блока». Вождь предлагал заменить Ягоду Ежовым. Ментором неопытного Ежова в НКВД должен был на первое время стать заместитель Ягоды Яков Агранов . На следующий день последовало утверждение Ежова в новой должности.
Прежде всего Сталин поручил Ежову провести дело Ягоды. Николай Иванович выполнил эту задачу с безжалостным рвением. Ежов заявил, что он сам едва не пал жертвой Ягоды, который с целью отравления пытался разбрызгать ртуть на шторах его кабинета. Ягоду обвинили в работе на немецкую разведку, в том, что он собирался отравить и Сталина, а потом «восстановить капитализм». Говорят, что Ежов лично пытал Ягоду и маршала Михаила Тухачевского , выбивая из них признания.
Ягода был лишь первой из множества высокопоставленных фигур, убитых по приказу Ежова. В годы, когда Ежов стоял во главе НКВД (1936-1938), Великая чистка Сталина достигла апогея. 50-75% членов Верховного Совета и офицеров Советской армии лишились постов, попали в тюрьмы, лагеря ГУЛАГа или были казнены. В период «ежовщины» прошли знаменитые публичные процессы: Второй Московский (или процесс «Параллельного антисоветского троцкистского центра», январь 1937), Дело военных («антисоветской троцкистской военной организации», июнь 1937) и Третий Московский («право-троцкистского блока», март 1938).
Стальные ежовы рукавицы
Многократно большее число обычных советских граждан было обвинено (на основании, как правило, надуманных и несуществующих «улик») в измене или «вредительстве». Выносившие приговоры на местах «тройки » равнялись на произвольные цифры расстрелов и тюремных заключений, которые спускали сверху Сталин и Ежов. Ежов провел тщательную чистку самого НКВД и военной разведки, сместив или казнив многих протеже своих предшественников, Ягоды и Менжинского , и даже ряд собственных назначенцев. Он знал, что подавляющее большинство обвинений против его жертв было ложью, но не ставил человеческие жизни ни во что. Николай Иванович открыто говорил:
В этой борьбе с фашистскими агентами будут и невинные жертвы. Мы ведём большое наступление на врага, и пусть не обижаются, если мы кого-нибудь заденем локтем. Лучше пусть пострадают десятки невиновных, чем пропустить одного шпиона. Лес рубят – щепки летят.
В постановлении по делу Ежова Военной коллегии Верховного Суда РСФСР (1998) говорится, что «в результате операций, проведённых сотрудниками НКВД в соответствии с приказами Ежова, только в 1937-1938 гг. было подвергнуто репрессиям свыше 1,5 млн. граждан, из них около половины расстреляно». Число узников ГУЛАГа за два года «ежовщины» почти утроилось. Не менее 140.000 из них (а, вероятно, и гораздо больше) умерли в эти годы от голода, холода и непосильного труда в лагерях или на пути к ним.
Падение Ежова
6 апреля 1938 Ежов был назначен наркомом водного транспорта. Хотя он пока сохранял остальные свои посты, его роль «Великого Инквизитора» и «вышибателя признаний» постепенно слабела. Сталин стал несколько ограничивать размах Большого Террора, так как его главные задачи были уже выполнены.
Поручая Ежову дополнительный фронт работы, Сталин убивал двух зайцев сразу: Ежов теперь мог работать своими жесткими чекистскими методами на водном транспорте, и перемещение в неизведанную область экономических задач оставляло ему меньше времени на НКВД, ослабляло здесь его позиции. Так подготавливалось окончательное устранение Ежова от руководства карательным аппаратом.
Вопреки ожиданиям Сталина, замена старой партийной и военной гвардии новыми, маловлиятельными, целиком зависимыми от Вождя функционерами совсем не улучшила течения дел. Сталину в итоге пришлось признать, что Великая чистка серьёзно расстроила управление промышленностью и обороноспособность страны – в условиях постоянного роста угрозы от фашистской Германии и Гитлера . Ежов выполнил поставленную Хозяином задачу: он ликвидировал ещё остававшихся на видных постах старых большевиков, которые могли бы выступить соперниками Сталина. Были в массовом порядке уничтожены «нелояльные элементы». Сталин полагал, что Ежов (как ранее Ягода) сделал своё дело, но знал теперь слишком многое и обладал слишком большой властью, чтобы можно было оставить его в живых. Бегство к японцам полпреда НКВД по Дальнему Востоку Генриха Самойловича Люшкова 13 июня 1938 напугало Ежова, который ранее спас Люшкова от ареста. По свидетельству бывшего начальника Отдела охраны ГУГБ НКВД И. Дагина, Ежов, узнав о бегстве Люшкова, плакал и говорил: «Теперь я пропал».
Прогулка на канале Москва - Волга. Ворошилов, Молотов, Сталин и Ежов»
22 августа 1938 года глава компартии Грузии Лаврентий Берия был назначен заместителем Ежова. Берия сумел пережить Великую Чистку и «ежовщину» 1936-1938, хотя его намечали к ликвидации. Всего за несколько месяцев до этого Ежов приказал арестовать Берию. Однако руководитель грузинского НКВД Сергей Гоглидзе предупредил Лаврентия Павловича о грозящем аресте, и тот немедленно вылетел в Москву лично к Сталину. Берия выпросил у Сталина пощаду, напомнив, как преданно он раньше служил ему в Грузии и Закавказье. Так, по иронии судьбы, не Берия был казнён Ежовым, а последний пал от рук Берии, который и занял место предшественника в НКВД.
В последующие месяцы Берия (с одобрения Сталина) начал все чаще «узурпировать» полномочия Ежова в комиссариате внутренних дел СССР. Уже 8 сентября первый заместитель Ежова, Фриновский , был переведен в военно-морской флот. Склонность Сталина периодически казнить своих главных соратников и заменять их новыми людьми была хорошо известна Ежову, так как он сам отвечал ранее за организацию таких актов.
Хорошо зная обстоятельства падения других видных лиц сталинской эпохи, Ежов понял, что Сталин возвышает Берию, чтобы низвергнуть его самого. От отчаяния он стал беспробудно пить. Ежов и до этого любил спиртное, но в последние недели своей службы, он дошёл до крайней степени неопрятности и алкоголизма, перестав даже делать вид, что работает. Как и ожидалось, Сталин и Молотов в докладе от 11 ноября 1938 резко раскритиковали методы НКВД в период его руководства Ежовым, создав этим предлог для отстранения его с должности.
14 ноября ещё один протеже Ежова, глава украинского НКВД Александр Успенский, скрылся вскоре после того, как был предупреждён Ежовым об опасности. Сталин подозревал, что Ежов причастен к исчезновению Успенского, и велел Берии во что бы то ни стало схватить беглеца. 14 апреля 1939 Успенского арестовали.
После развода с первой супругой, Антониной Титовой, Ежов женился (1931) на дочери бывшего еврейского купца из Гомеля Евгении (Суламифь) Соломоновне Фейгенберг (по первому мужу – Хаютиной), легкомысленной любительнице фокстрота. У Ежова и Фейгенберг была приемная дочь, Наташа, взятая сиротой из детского дома.
Жена Н. Ежова, Евгения Фейгенберг-Хаютина
18 сентября 1939 Ежов по совету Сталина попросил у Евгении развода. Та имела много любовников, среди которых в прошлом были и осуждённые «враги народа» (а также писатель Михаил Шолохов ). Жена Ежова стала писать отчаянные письма Сталину, но не получила ответа ни на одно из них. Близких к ней людей стали арестовывать. 19 ноября 1938 года Евгения покончила с собой, приняв большую дозу снотворного. Впрочем, Военная коллегия Верховного Суда РСФСР в 1998 признала, что самоубийство было мнимым: на самом деле Ежов организовал убийство своей жены, надеясь, видимо, добиться этим сталинского снисхождения.
25 ноября 1938 Ежов был по его собственной просьбе освобожден от должности наркома внутренних дел и заменён Берией, который и так уже целиком контролировал НКВД после ухода оттуда 8 сентября Фриновского. В конце января 1939 года Ежов в последний раз присутствовал на Политбюро.
После этого Сталин несколько месяцев игнорировал Ежова, но наконец приказал Берии выступить против него на ежегодном заседании Президиума Верховного Совета СССР. 3 марта 1939 года Ежов был освобожден от всех постов в ЦК, но пока сохранил пост наркома водного транспорта. Его последним рабочим днём стало 9 апреля, когда наркомат Ежова упразднили, разделив на два: речного и морского флота. Их возглавили два новых наркома – З. Шашков и С. Дукельский
Арест Ежова
10 апреля 1939 Ежов был арестован в кабинете Берии при участии Маленкова и заключен в Сухановскую особую тюрьму НКВД. Его арест заботливо скрывали не только от широкой общественности, но и от большинства офицеров-чекистов. Это было нужно для того, чтобы нигде не возникло недоумения из-за плачевной судьбы недавнего «любимца вождя», чтобы не возбудился общественный интерес к деятельности НКВД и обстоятельствам проведения Большого террора.
Быстро сломившийся под пытками Ежов признал себя виновным в стандартном наборе преступлений «врага народа»: «вредительстве», должностной некомпетентности, расхищении государственных средств и предательском сотрудничестве с немецкой разведкой. Обвинительное заключение гласило также, что «Ежов и его сообщники Фриновский, Евдокимов и Дагин практически подготовили на 7 ноября 1938 года путч, который… должен был выразиться в совершении террористических акций против руководителей партии и правительства во время демонстрации на Красной площади в Москве».
Ни одна из этих вин не подтверждалась доказательствами. Помимо этих невероятных преступлений, бывший нарком сознался в «сексуальной распущенности» и гомосексуализме. Этот редкий среди большевицких чиновников порок был затем удостоверен показаниями свидетелей, он признаётся за Ежовым и постсоветскими исследователями. В обвинительном заключении утверждалось, что даже и акты мужеложства Николай Иванович совершал «в антисоветских и корыстных целях».
Падение Ежова потянуло за собой и много других жертв. В числе их был известный писатель Исаак Бабель . В мае 1939 года Ежов «признался», что его жена Евгения занималась шпионажем вместе с Бабелем. Через неделю литератора арестовали. Во время допроса Бабель тоже «дал показания» на Ежова. Однако, первая жена Ежова (Антонина Титова), его мать и сестра Евдокия уцелели.
Суд над Ежовым
2 февраля 1940 года, Ежова судила в закрытом заседании Военная коллегия под председательством известного Василия Ульриха . Ежов, как и его предшественник, Ягода, до конца клялся в любви к Сталину. Подсудимый отрицал, что является шпионом, террористом и заговорщиком, говоря, что «предпочитает смерть лжи». Он утверждал, что прежние его признания были выбиты пытками («применили ко мне сильнейшие избиения»). Единственной своей ошибкой он признавал то, что «мало чистил» органы госбезопасности от «врагов народа»:
Я почистил 14 000 чекистов, но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил… Я не отрицаю, что пьянствовал, но я работал как вол… Если бы я хотел произвести террористический акт над кем-либо из членов правительства, я для этой цели никого бы не вербовал, а, используя технику, совершил бы в любой момент это гнусное дело…
В заключение он сказал, что умрет с именем Сталина на устах.
После заседания суда Ежова вернули в камеру, но через полчаса вызвали вновь и объявили ему смертный приговор. Услышав его, Ежов обмяк и повалился в обморок, но стража подхватила его и вывела из помещения. Просьба о помиловании была отклонена, и Ежов впал в истерику и плач. Когда его вновь вели из комнаты, он вырывался из рук охранников и вопил.
Казнь Ежова
Отказ Ежова признаться в заговоре на жизнь Сталина и его долгая работа в роли «главного инквизитора» Большого Террора сделали бы слишком рискованной попытку вывести его на публичный процесс. Во время такого процесса Ежов мог выдать многие секреты Сталина и, самое главное, – показать всем, что истинным дирижёром Великой Чистки был сам Вождь, а не его чекистские приспешники.
4 февраля 1940 Ежов был расстрелян будущим председателем КГБ Иваном Серовым (по другой версии – чекистом Блохиным) в подвале небольшого участка НКВД в Варсонофьевском переулке (Москва). Этот подвал имел наклонный пол для стекания и смывания крови. Такие полы делались в соответствии с прежними указаниями самого Ежова. Для казни бывшего начальника не стали использовать главную смертную камеру НКВД в подвалах Лубянки, чтобы гарантировать полную секретность.
По утверждению виднейшего чекиста П. Судоплатова , когда Ежова вели на расстрел, он пел «Интернационал».
Тело Ежова тут же кремировали, а пепел бросили в общую могилу на московском Донском кладбище. О казни официально не сообщали. Ежов просто тихо пропал. Даже в конце 1940-х годов некоторые полагали, что бывший глава НКВД находится в сумасшедшем доме.
Хотя приемная дочь «Кровавого Карлика» Наталья Хаютина (чьи истинные родители погибли от той же самой ежовщины) боролась в период горбачёвской перестройки за пересмотр его дела, Ежов не был реабилитирован. Прокуратура решила, что из-за тяжких последствий деятельности Ежова на посту главы НКВД и урона, который был нанесён им стране, он не подлежит реабилитации. 4 июня 1998 с этим согласилась военная коллегия Верховного суда.
Награды Ежова
Орден Ленина
Орден Красного Знамени (Монголия)
Нагрудный знак «Почетный чекист»
90-летний казахский поэт Джамбул Джабаев сложил в честь Ежова хвалебные стихотворения «Нарком Ежов » и «Песнь о батыре Ежове ». Первое из них было опубликовано в «Пионерской правде» 20 декабря 1937 года в переводе на русский язык К. Алтайского. Помимо прочего, здесь лживо утверждается, что Ежов «штурмовал дворец» в дни октября 1917 .
((Всё - цитаты с других сайтов. Есть непроверенные данные.))
Восхождение
Ежов Николай Иванович. В своих анкетах и автобиографиях Ежов утверждал, что родился в 1895 году в Петербурге в семье рабочего-литейщика. На момент рождения Николая Ежова семья, судя по всему, проживала в селе Вейверы Мариампольского уезда... ...В 1906 году Николай Ежов отправился в Петербург, в ученье к портному, родственнику. Отец спился и умер, о матери ничего не известно. Ежов был наполовину русский, наполовину литовец. В детстве по некоторым данным жил в приюте для сирот. В 1917 году вступил в большевистскую партию.
Рост - 151 (154?) см. Впоследствии прозван "кровавым карликом".
Известный писатель Лев Разгон впоследствии вспоминал : «мне раза два приходилось сидеть за столом и пить водку с будущим «железным наркомом», именем которого вскоре стали пугать детей и взрослых. Ежов совсем не был похож на вурдалака. Он был маленьким, худеньким человеком, всегда одетым в мятый дешевый костюм и синюю сатиновую косоворотку. Сидел за столом тихий, немногословный, слегка застенчивый, пил мало, не влезал в разговор, а только вслушивался, слегка наклонив голову».
Дорогой Николай Иванович! Вчера мы прочитали в газетах приговор над сворой право-троцкистских шпионов и убийц. Нам хочется сказать большое пионерское спасибо Вам и всем зорким наркомвнудельцам. Спасибо, товарищ Ежов, за то, что Вы поймали банду притаившихся фашистов, которые хотели отнять у нас счастливое детство. Спасибо за то, что Вы разгромили и уничтожили эти змеиные гнезда. Мы Вас очень просим беречь себя. Ведь змея-Ягода пытался ужалить Вас. Ваша жизнь и здоровье нужны нашей стране и нам, советским ребятам. Мы стремимся быть такими же смелыми, зоркими, непримиримыми ко всем врагам трудящихся, как Вы, дорогой товарищ Ежов!
Из стихотворения Джамбула (1846—1945), народного казахского поэта-акына:
Я прошлое помню. В закатах багровых
Я вижу сквозь дым комиссара Ежова.
Сверкая булатом, он смело ведёт
В атаки одетый в шинели народ
...
С бойцами он ласков, с врагами суров,
В боях закалённый, отважный Ежов.
Считаю необходимым довести до сведения следственных органов ряд фактов, характеризующих мое морально-бытовое разложение. Речь идет о моем давнем пороке - педерастии . Далее Ежов пишет, что пристрастился к "взаимоактивным связям " с мужчинами еще в ранней молодости, когда был в услужении у портного, называет фамилии.
На суде признался в гомосексуализме, все остальные обвинения на суде отрицал.
Помимо длительной личной дружбы с КОНСТАНТИНОВЫМ и ДЕМЕНТЬЕВЫМ, меня связывала с ними физическая близость. Как я уже сообщал в своем заявлении на имя следствия, с КОНСТАНТИНОВЫМ и ДЕМЕНТЬЕВЫМ я был связан порочными отношениями, т.е. педерастией.
По воспоминаниям современников, к 1938 он стал законченным наркоманом.
Из последнего слова Ежова на суде:
Я не отрицаю, что пьянствовал, но я работал как вол…
Расстрел
4 февраля 1940 г. Ежов был расстрелян. Ежов умер со словами: «Да здравствует Сталин!
»
Сталин: "Ежов - мерзавец! Погубил наши лучшие кадры. Разложившийся человек. Звонишь к нему в наркомат - говорят: уехал в ЦК. Звонишь в ЦК - говорят: уехал на работу. Посылаешь к нему на дом - оказывается, лежит на кровати мертвецки пьяный. Много невинных погубил. Мы его за это расстреляли".
Некто Уколов: Если бы я не знал, что за плечами у Николая Ивановича незаконченное низшее образование, то мог бы думать, что это так складно пишет, так ловко владеет словом хорошо образованный человек.
Эпоха
Поэтому правду говорить нужно, как бы тяжела она не была. Говорить правду необходимо ибо именно правдой мы выбиваем козыри из рук антисоветчиков
Если в тридцатые годы и был какой-либо человек, сравнимый по популярности со Сталиным - это был Ежов. Ежов был на рисунках, плакатах, на демонстрациях, сидел в президиумах, ему посвящали стихи, ему писали письма.
Я не буду вдаваться в судебное дело Ежова. Может, Ежов и не был иностранным шпионом. Но что ясно на 100 % - то что Ежов, встав у руля НКВД, не смог удержать себя в руках, его развратила безграничная власть, он стал легальным убийцей, но уже не мог ни понять этого, ни осознать. Именно ему повсюду мерещились враги и заговоры, именно он смог убедить в этом всех остальных, именно он затеял террор.
"...ошибся и за это должен нести ответственность. Не касаясь ряда объективных фактов, которые в лучшем случае могут кое-чем объяснить плохую работу, я хочу остановиться только на моей персональной вине как руководителя Наркомата. Во-первых, совершенно очевидно, что я не справился с работой такого ответственного Наркомата, не охватил всей суммы сложнейшей разведывательной работы. Вина моя в том, что я вовремя не поставил этот вопрос со всей остротой, по-большевистски, перед ЦК ВКП(б). Во-вторых, вина моя в том, что, видя ряд крупнейших недостатков в работе, больше того, даже критикуя эти недостатки у себя в Наркомате, я одновременно не ставил этих вопросов перед ЦК ВКП(б). Довольствуясь отдельными успехами, замазывая недостатки, барахтаясь один, пытался выправить дело. Выправлялось туго — тогда нервничал. В-третьих, вина моя в том, что я чисто Делячески подходил к расстановке кадров. Во многих случаях, политически не доверяя работнику, затягивал вопрос с его арестом, выжидал, пока подберут другого. По этим же деляческим мотивам во многих работниках ошибся, рекомендовал на ответственные посты, и они разоблачены сейчас как шпионы. В-четвертых, вина моя в том, что я проявил совершенно недопустимую для чекиста беспечность в деле решительной очистки отдела охраны членов ЦК и Политбюро. В особенности эта беспечность непростительна в деле затяжки ареста заговорщиков по Кремлю (Брюханова и др.). В-пятых, вина моя в том, что, сомневаясь в политической честности таких людей, как бывший начальник УНКВД ДВК предатель Люшков и в последнее время Наркомвнудел Украинской ССР председатель Успенский, не принял достаточных мер чекистской предупредительности и тем самым дал возможность Люшкову скрыться в Японии и Успенскому пока неизвестно куда, розыски которого продолжаются. Все это, вместе взятое, делает совершенно невозможным мою дальнейшую работу в НКВД. Еще раз прошу освободить меня от работы в Наркомате внутренних дел СССР. Несмотря на все эти большие недостатки и промахи в моей работе, должен сказать, что при повседневном руководстве ЦК НКВД погромил врагов здорово". (из записки Н.И. Ежова в Политбюро ЦК ВКП(б) 23 ноября 1938 года)
Ежова необходимо было остановить. И вина ЦК 1937-38 гг. в том, что ЦК не сразу разобрался в какого монстра превратился Ежов.
С помощью Л.П. Берии удалось остановить террор зарвавшегося Ежова. В 1939 были пересмотрены дела множества осужденных. Триста тысяч человек были реабилитированы.
"Придя в органы НКВД, я первоначально был один. Помощника у меня не было. Я вначале присматривался к работе, а затем начал свою работу с разгрома польских шпионов, которые пролезли во все отделы органов ЧК. В их руках была советская разведка. Таким образом, я, «польский шпион», начал свою работу с разгрома польских шпионов. После разгрома польского шпионажа я сразу же взялся за чистку контингента перебежчиков. Вот так я начал свою работу в органах НКВД. Мною лично разоблачен Молчанов, а вместе с ним и другие враги народа, пролезшие в органы НКВД и занимавшие ответственные посты. Люшкова я имел в виду арестовать, но упустил его, и он бежал за границу." 3 февраля 1940 года)
"Я в течение двадцати пяти лет своей партийной жизни честно боролся с врагами и уничтожал врагов. У меня есть и такие преступления, за которые меня можно и расстрелять" (Последнее слово Н. И. Ежова на судебном процессе 3 февраля 1940 года)
"При обыске в письменном столе в кабинете Ежова в одном
из ящиков мною был обнаружен незакрытый пакет с бланком «Секретариат НКВД»,
адресованный в ЦК ВКП(б) Н. И. Ежову, в пакете находилось четыре пули (три от
патронов к пистолету «Наган» и одна, по-видимому, к револьверу «Кольт»).
Пули сплющены после выстрела. Каждая пуля была
завернута в бумажку с надписью карандашом на каждой «Зиновьев», «Каменев»,
«Смирнов» (причем в бумажке с надписью «Смирнов» было две пули). По-видимому,
эти пули присланы Ежову после приведения в исполнение приговора над Зиновьевым,
Каменевым и др. Указанный пакет мною изъят."
(Из рапорта Капитана государственной безопасности Щепилова 11 апреля 1939 года)
"Я почистил 14 000 чекистов. Но моя вина заключается в
том, что я мало их чистил. У меня было такое положение. Я давал задание тому
или иному начальнику отдела произвести допрос арестованного и в то же время сам
думал: ты сегодня допрашиваешь его, а завтра я арестую тебя. Кругом меня были
враги народа, мои враги. Везде я чистил чекистов. Не чистил лишь только их в
Москве, Ленинграде и на Северном Кавказе. Я считал их честными, а на деле же
получилось, что я под своим крылышком укрывал диверсантов, вредителей, шпионов
и других мастей врагов народа".
(Последнее слово Н. И. Ежова на судебном процессе
3 февраля 1940 года)
Даже в последний день Ежов не смог осознать тот ужас, отцом которого он был.